Жемчужина в короне

Из котвали в полицейское управление меня перевели к вечеру 11-го, а там меня допрашивал сам начальник окружной полиции. Он вел допрос очень ловко, но я уже решил, что ничего говорить не буду. Я уже понял, что мне все равно не миновать тюрьмы, потому что видел у него папку с подробными сведениями о деятельности, в которой меня подозревали. Он знал имена многих моих друзей и даже случайных знакомых, и я все думал, какой же это шпион нас выдал. Раз за разом он спрашивал про Моти Лала. Спрашивал про Кумара и про других парней, арестованных после «нападения» на англичанку. Отрицать, что я знаком с Моти Лалом и почти со всеми этими парнями, не было смысла, потому что у начальника полиции было даже записано, где и когда нас видели вместе или знали о наших встречах, начиная с одного вечера в феврале, когда мы выпивали и Гари Кумар так упился, что мы пошли проводить его до дому, а потом узнали, что он опять пошел шататься по улицам и был арестован и подвергнут допросу. Два других парня, тоже арестованные за «изнасилование», тоже были с нами тогда в феврале, и я невольно подумал: может, это Гари Кумар после допроса согласился стать доносчиком и это ему мы обязаны теперешней нашей бедой. Позже я устыдился этих мыслей, но я должен быть честным и признаться, что одно время имел подозрения.

Никто из арестованных за «изнасилование» не был моим сообщником в нелегальной работе, но у начальника были записаны еще имена трех моих сообщников, и в то утро они были со мной в том месте, где мы после ареста Моти Лала хранили печатный станок. А хранили мы его в доме одной проститутки. Полицейские сами частенько бывали в этом доме, но за другими делами не успевали заметить ничего связанного с печатанием нелегальной литературы.

Когда начальник назвал кое-кого из тех, кто был со мной в то утро, я сказал (как у нас было условлено на случай, если кого-нибудь из нас арестуют), что мы дня три как не виделись. Я ни в чем не сознался. Сказал, что с утра плохо себя чувствовал и на работу ушел поздно, да и вообще боялся выходить, когда в городе так неспокойно.

Я вышел из дома, где мы прятали станок, вынес листовки и передал их товарищам, которые должны были их разнести, а сам предусмотрительно зашел к себе домой и велел матери говорить, что утром я был нездоров и никуда не выходил. Мать очень испугалась, поняв, что я занят чем-то противозаконным, но пообещала сказать, что требуется, если спросят. Это я в первый раз не пошел в редакцию по такой причине, потому и соблюдал сугубую осторожность. Когда начальник спросил, где я был утром, я понял, что редактор или кто-то из сотрудников «Майапурского индуса» уже упоминал о моем отсутствии, но я сказал, что был нездоров, а у него лицо стало недовольное, и я понял, что мою мать уже успели допросить по его приказу. Я горячо надеялся, что мои сообщники, если их тоже успели допросить, все сумели сочинить удовлетворительные ответы.

Я очень боялся этого допроса после того, Что нам рассказали об ужасном обращении с арестованными за нападение на англичанку. После этих рассказов мы и поспешили отпечатать листовки и распространить их в тот же день. А сведения об этих зверствах мы получили от человека, который говорил с одним из сторожей в полицейском управлении, который сказал, что всех этих молодых людей избили до потери сознания, а потом привели в чувство и заставили есть говядину, чтобы вынудить у них признание, но мы не верили, что они виновны, и подозревали, что история про нападение на англичанку сильно преувеличена или даже выдумана, потому что Кумар с ней дружил и англичане за это его ненавидели. Что делал Кумар в ту ночь, я не знаю, но один человек, знавший других арестованных, рассказал, что все они, кроме Кумара, всего лишь пили самогон в старой хибарке, а о «нападении» ничего не знали, пока не ворвалась полиция и не арестовала их. Этот человек и сам с ними пил, но вышел из хибарки немного раньше, притаился где-то и все видел. Он подумал, что их выдал стрелочник на переезде, потому что знал, что они сходятся в этой хибарке пить самогон, и сам иногда к ним заглядывал и требовал себе порцию в уплату за то, что будет молчать об этом их противозаконном занятии. Насчет хибарки и выпивок все правда, я это знаю, потому что несколько раз сам там бывал. Это было не то место, где с нами был Гари Кумар и так упился. Для таких выпивок нам приходилось все время выискивать новые места, чтобы сбить со следа полицию. А хорошее вино нам было не по карману, потому мы и пили эту гадость. Во время моего допроса начальник сказал: «Ведь ты близкий друг Кумара, в ночь на девятое августа вы с ним и с другими приятелями пили в хибарке близ Бибигхарского моста, да? А потом ты ушел, потому что они завели скверный разговор насчет того, чтобы отправиться в кантонмент и найти женщину, разве не так?»