Жемчужина в короне

«Так с чего мы начнем?» — спросил он, и я ответила, что это на его усмотрение. Когда мы вышли во двор, я увидела у ворот его грузовик и рядом констебля, а потом, когда мы осмотрели первые два дома и шли к третьему, я помню, как увидела Кумара: он стоял без рубашки у колодца и, пригнув голову, мылся под струей. Он выпрямился. От нас до него было ярдов сто. Он оглянулся. И мистер Меррик застыл на месте. Впился в него глазами, спросил: «А это кто? Тоже ваш помощник?» И все не сводил с него глаз. Я подозвала мистера де Соузу, который шел за нами следом. «Он провел у нас ночь, — сказала я Меррику, — может быть, мистер де Соуза знает его имя». Понимаете, я тогда еще не разговаривала с Кумаром, а де Соуза утром успел мне только сказать, что малый в порядке, но хмель у него еще не прошел, беседовать он не расположен, не чувствует особой благодарности за то, что его доставили в Святилище, и имени своего пока не сообщил. Я подумала, что, может быть, пока мистер Меррик производил обыск, де Соуза подошел к мальчику и сказал: «Послушай-ка, здесь у нас полиция, кто ты такой?» — и тот ответил.

«Мистер де Соуза, — спросила я, — этот малый, который провел у нас ночь, он…», и де Соуза ответил равнодушно: «Как видите, он теперь в порядке и собирается уходить». «Никто отсюда не уйдет, пока я не разрешу», — сказал Меррик, не мне, а младшему инспектору, очень умно, чтобы открыто не вступать с нами в спор. «Значит, мы все арестованы?» — спросила я, но спросила смеясь и дала понять, что, даже если я арестована, я хочу вести его к третьему дому. Он улыбнулся и сказал, что, как я, наверно, догадалась, они кого-то ищут, и пошел со мной и с мистером де Соузой, а младшего инспектора оставил во дворе, сделал ему какой-то знак, чтобы дальше не шел и приглядывал за Кумаром. Дойдя до третьего дома, Меррик остановился на крыльце и обернулся, и я тоже. Мальчик продолжал плескаться. Младший инспектор стоял все там же, расставив ноги, руки за спиной. Я взглянула на Меррика. Он тоже смотрел на мальчика. Они образовали треугольник — Меррик, Кумар, Раджендра Сингх, на равных расстояниях друг от друга. Получался какой-то чертеж, какое-то опасное геометрическое расположение фигур. «Это здание, где мы находимся, — сказал Меррик, не глядя на меня, все еще глядя на Кумара, — кажется, известно под названием „дом смерти“»? Я засмеялась, сказала, что да, люди, которые никогда не бывали в Святилище, кажется, так его называют. «Там и сегодня есть мертвые?» — спросил он. «Нет, сегодня нет. Уже несколько дней не было». — «А бездомные?» — «Нет, бездомных я не принимаю». — «А голодающие?» — «Голодающие знают, в какие дни дают рис. Сегодня риса не будет». — «А больные?» — «В амбулатории прием только вечерний. К нам приходят только те, кому не по средствам пропускать утреннюю или дневную работу». — «А ваше медицинское образование?» — «Амбулаторией ведает мистер де Соуза. Он отказался от платной врачебной работы, чтобы работать у меня задаром. К нам заходят чиновники из медицинского управления муниципалитета, они одобряют нашу деятельность. Вам, как начальнику полиции, это должно быть известно». — «А умирающие?» — «Нам оказывает добровольную помощь доктор Кришнамурти и еще доктор Анна Клаус из Женской больницы. Я, конечно, могу предъявить вам документ на право владения землей и домами».

— Занятная система, — сказал мистер Меррик.

— Скажите лучше — занятная страна.

Мы вошли в третий дом. В одной комнате у нас там было шесть кроватей, в другой четыре. В голодные годы они всегда были заняты. И в год холеры тоже. Но тогда не было ни повального голода, ни вспышки холеры. И все-таки редко выдавалась неделя, чтобы две-три кровати не были заняты. А в то утро они все пустовали. Белые простыни так и сверкали. Он ничего не сказал, но как будто удивился. Такая чистота. Такой комфорт. Как, для умирающих? Голодных, немытых? К чему это? Стоит пройтись по базару, и найдутся кандидаты на все койки, да такие, которым это пойдет на пользу, которые выздоровеют. На тех, кого можно вылечить, общество имеет законное право. Он как будто хотел что-то сказать, но передумал. Святилище явно было выше его понимания. Он еще не додумался до того, что в этой столь практично организованной цивилизации была лишь одна услуга, которую я могла оказать, — услуга, для которой в такой стране, как Индия, у официальных лиц не хватало ни времени, ни сил. Услуга, которую такая женщина, как я, могла оказать, потому что у нее были ненужные ей, незаработанные, незаслуженные рупии. Ведь в нашей жизни, пока живешь, нет достоинства, кроме как в смехе. Когда человек от роду не видел ни от кого пощады и сам не давал пощады, пусть хоть тут ощутит свое достоинство. Пусть покинет этот мир в чистоте и в душевном покое, насколько его могут обеспечить чистота и комфорт. Не так уж это и много.