Жемчужина востока

Девушка чуть не вскрикнула от восторга, когда впервые, после столь долгого времени, увидела над головой своей лазурное небо. Когда же они поднялись на верхнюю галерею, находившуюся на расстоянии не более восьми футов от вершины башни, открывшаяся отсюда панорама невольно восхитила девушку. Там, к югу, блестели на солнце великолепные здания храма Иерусалимского, с его мраморными дворцами и грандиозными ходами и воротами; здесь, несмотря на то, что ежедневно происходили кровопролитные схватки, все еще курился в кадильницах фимиам, и приносились жертвы. За храмом раскинулся верхний и нижний город, пестревшие тысячами домов и зданий. К востоку лежала долина Иерусалима, а за нею возвышалась Масличная гора, зеленевшая своими роскошными маслинами, которые вскоре должны были пасть под топорами римлян. К северу лежал новый город Везефа, опоясанный третьей стеной, за которою раскинулась скалистая местность. Неподалеку, несколько влево, возвышалась грандиозная Антониева башня, в которой теперь засел со своими приверженцами Иоанн Гишала и зилоты. На запад, позади громадной площади города, вздымались к нему башни Гиппика, Фасаила и Мириамны, за которыми стоял великолепный дворец Ирода. А дальше шел целый ряд стен, крепостных зданий, укреплений, площадей, домов и дворцов без конца, целое море крыш с островами садов и дворов.

И в то время, как Мириам, Нехушта и Итиэль стояли, смотря на всю эту пеструю великолепную панораму, на северо-востоке показалось вдали серое облако пыли.

— Римляне! — воскликнула Нехушта, указывая на это облако, и у всех невольно дрогнуло сердце.

Очевидно, не она одна заметила их, так как все стены, башни и крыши города мгновенно покрылись людьми, засуетившимися, подобно муравьям в потревоженном муравейнике.

Вдруг тот же жалобный и вместе грозный голос раздался среди всеобщей тишины в опустевших улицах города.

— Горе, горе, тебе Иерусалим! Горе граду сему, горе храму сему! Горе всем!

Теперь на каменистой почве пыль как будто рассеялась, и можно было различить отдельные отряды громадной армии истребителей.

Впереди всех двигался многотысячный отряд сирийских союзников, за ним целая туча стрелков и разведчиков, далее шли саперы и квартирьеры, вьючные животные, военные повозки и фуры с многочисленной прислугой. За этим обозом следовал сам Тит со своею блестящею свитой, телохранителями, оруженосцами, копейщиками и всадниками. Еще дальше тяжело и медленно двигались громадные, страшного вида, стенобойные машины, баллисты, катапульты без числа, за ними трибуны и начальники когорт со своей гвардией, предшествуемые знаменами и римскими орлами, окруженными хорами трубачей, которые время от времени оглашали воздух громкими вызывающими звуками. А там, дальше, бесконечной лентой тянулась армия Тита, двигавшаяся в строгом порядке, разделенная на легионы, с конными отрядами воинов и своими квартирьерами, в хвосте ее тянулся нескончаемый обоз с амуницией, провиантом и всякими припасами. На холме Саула римляне стали разбивать лагерь, а спустя час времени отряд всадников в 500 или 600 человек выехал из лагеря по большой дороге, ведущей прямо к стенам Иерусалима.

— Это сам Тит, — сказал Итиэль, — видите, перед ним императорский штандарт!

Мириам впивалась глазами в блестящую свиту Тита, стараясь угадать, который из этих блестящих всадников Марк.

И вот в тот момент, когда те поравнялись с Башней Женщин, городские ворота вдруг распахнулись, и изо всех прилежащих улиц и домов, где они до сих пор сидели в засаде, тысячи еврейских воинов и вооруженных евреев устремились на римлян, вытянувшихся длинной линией, которую они прорвали и отрезали конец от остальной цепи, причем многие были убиты. Мириам видела, как раненые падали со своих коней, как императорский штандарт упал, затем тотчас же снова поднялся, — а затем облака пыли все скрыли от ее глаз, ей казалось, что все римляне были уничтожены. Но нет, вот они, один за другим, выезжают вперед, направляясь обратно к холму Саула. Правда, теперь стало как будто меньше, но они все-таки успели пробиться сквозь тысячную толпу нападающих. Но кто из них возвращался теперь в лагерь, и кто остался на месте? — вот чего она не могла сказать, и с сильно бьющимся и тяжелым сердцем покинула башню, вернувшись в свое темное подземелье.

XIV. ЧТО ПРОИЗОШЛО В БАШНЕ