— Я могу наведываться куда угодно и к кому угодно, — угрожало привидение. — Мне не составит труда сообщить всем твоим знакомым, что ты всего-навсего скульптор, у которого нет постоянной работы, и никакой ты не каменщик, и дороги не мостишь — все это ложь.
— Что ж, рассказывай что вздумается, — отвечал Бен. — Мне все равно. Но факт остается фактом: в душе я каменщик, в чем бы ни состояла суть работы скульптора и т. д. и т. п., которую я время от времени вынужден выполнять, будучи стесненным в средствах.
— Что значит «и т. д. и т. п.»? — спросило привидение своим мерзким голосом. — Может, объяснишь?
— Сворачивайся и возвращайся в ящик, — махнул рукой Бен. — Только не помни мою пижаму.
— Не место твоей пижаме в моем ящике. Она не шелковая; она из «Маркс энд Спенсер».
Вообще-то Бен втайне боялся, как бы кто-нибудь не узнал, что он по большому счету вовсе не каменщик. Но он был смелый малый и стоял на своем:
— Убирайся.
Привидение опять свернулось, проворчав:
— По крайней мере ты признаешь за мной право находиться здесь. Кстати говоря, я знаю, на кого нужно ставить завтра на скачках в три тридцать. На Гордость Бармена.
И правда, эта лошадь пришла первой, и Бен был зол на себя, что не прислушался к подсказке, — ведь он очень любил ходить на скачки, когда водились деньги.
— Может, еще чего посоветуешь? — спросил Бен в тот вечер.
— Ожидаемый вопрос, — ответило привидение. — Но насколько я помню, твоя подруга не одобряет, когда ты делаешь ставки. Брось ее, и я никому не расскажу твой секрет и буду помогать тебе со скачками.
— Знаешь что? Ты действуешь мне на нервы. Ты всего-навсего — следствие спертого воздуха. А спертый воздух становится радиоактивным. И светится. Но стоит мне открыть окно, как ты испаришься.
— Только не я, — сказало привидение, — нет, я не испарюсь.
— По-моему, нет занятия более бессмысленного, чем быть привидением. Какой прок от того, что ты то являешься мне, то исчезаешь. Я обращусь к психоаналитику, он поможет мне избавиться от тебя.
Но не будем забывать о подруге Бена — молодой прекрасной Женевьеве. Она мастерила огородные пугала. Бен полагал, что по профессиональному статусу — а других статусов он, по всей видимости, не признавал — она ему уступает, особенно теперь, когда Бен везде указывал: «Профессия: помощник каменщика». По своей силе презрение привидения к девушке могло сравниться лишь с чистой и безрассудной любовью к ней Бена. Между тем привидение не переставало, разворачиваясь во все свои пять футов, давать советы вроде: «проконсультируйся у психоаналитика насчет укладки своих садовых дорожек».
«Это привидение — ужасный сноб, — писал Бен. — Оно заставляет меня чувствовать себя великим и ужасным и…»
Но случилось так, что Бен изменил свое снисходительное отношение к Женевьеве. Однажды она одолжила у него шляпу, джинсы и рубашку и смастерила пугало, поразительно похожее на Бена. Когда она выставила чучело в поле, все сразу догадались, кто послужил для него моделью. И улыбались. Ужасный сноб поспешил доложить об этом Бену, добавив, что из-за этого пугала у коров молоко киснет.
Однако днем ранее Бен выиграл на скачках тридцать четыре фунта, исключительно благодаря собственной интуиции. Поэтому он не пошел, по своему обыкновению, в службу занятости, а отправился на автобусе за город, где посреди поля раскачивалось творение Женевьевы. На обочине стояли две машины, и пассажирки любовались этим произведением искусства, как вдруг одна из них воскликнула:
— Да это же точь-в-точь молодой напарник строителя, который занимался моим домом!
Посему, вместо того чтобы обидеться за карикатуру, Бен преисполнился уважением к таланту Женевьевы. Он позвонил ей и потребовал назначить день свадьбы несмотря на то что был временно безработным.
Тем же вечером привидение явилось вновь, но, услышав о предстоящей свадьбе, направилось к своему ящику, свернулось и исчезло. «Утолить привидение, — писал Бен, — вот в чем, по-моему, заключается тайна жизни». «Утолить» — Бен выразился так потому, что чувствовал, будто привидение жаждало его души и наконец утолило эту жажду в полной мере.
Бен больше никогда не выигрывал на скачках, зато стал превосходным каменщиком и преуспевающим мастером по укладке садовых дорожек.
ДЕВУШКА, КОТОРУЮ Я ОСТАВИЛ
Было ровно четверть седьмого, когда я вышла из конторы.
«Тидл-ум-тум-тум» — снова зазвучал мотив в моей голове. Мистер Леттер насвистывал его весь день между шумными переговорами по телефону и периодами мечтаний. Порой он насвистывал: «Тихо, тихо поверни ключ», но обычно это было «Девушка, которую я оставил», исполненное в стремительном темпе хорн-пайпа.