Лизавете пришлось прикусить губу, чтобы не хмыкнуть. Она всё больше уверялась в том, что в прошлой жизни Ярослав также был аристократом — слишком искусно он вёл беседу, балансируя между философским высказыванием и откровенным оскорблением.
— И, думаю, не вполне правильно обсуждать вашу гостью, не спросив её мнения. Господарыня, не соизволите обратить на нас внимание?
«Не соизволю», — так и хотелось сказать ей. У Лизаветы не было ни малейшего желания вмешиваться в разговор и принимать чью-то сторону. Пускай душа её лежала на стороне Ярослава, но привитая воспитанием вежливость требовала поддержать Ольгу, ведь та пыталась её уберечь и действовала из искренней заботы. Точно так же всегда делал отец…
— Да? — собравшись с духом, Лизавета положила книгу на колени.
— Не притворяйтесь, что не слышали нашу не самую вежливую беседу. Скажите, как вы думаете: стоит ли нам отказаться от совместной работы в угоду вашей безопасности и спокойствия нашей общей подруги?
— Нет, — она уже успела продумать ответ. — Как я могу согласиться на это, когда сама вынудила вас сделать меня помощницей?
Он вскинул брови. «Вынудила?» — говорил его взгляд. Лизавета улыбнулась самой невинной из возможных улыбок: пускай поразмыслит — вдруг она была не просто наивной дурочкой, но достойной соперницей в его игре с неясными правилами, — и повернулась к Ольге.
— Я понимаю вашу заботу и желание меня защитить, но уверена — мне будет лучше, если я продолжу разбираться во всём вместе с княж… с Его Высочеством. Я не могу остаться в стороне, так как знала Сбыславу, — истинные свои мотивы Лизавета решила утаить, сама не уверенная, почему. — К тому же, Его Высочество дал обещание, что не причинит мне вреда.
На долю секунды Ольга изменилась в лице. Идеальная маска дала брешь, и Лизавета увидела её изумление. В глазах Ольги ясно читалось: «Как она догадалась, от кого именно я хочу её защитить?» — но только мгновение.
— Боюсь, мир таит в себе слишком много опасностей, и не от всех может уберечь знакомство с княжичем.
— Что ж, — Лизавета кивнула. — Тогда я обещаю убежать, как только почувствую, что моему здоровью или моей жизни что-то угрожает.
Ольга молча протянула ей руку.
— Хорошо, — она пожала ей руку. — Скрепим это обещание.
Произнося это, Лизавета покосилась на Ярослава: а что думает он? Но княжич куда лучше Ольги сохранял положенную при таком разговоре невозмутимость. Оставалось только терзаться в догадках о том, каковы его истинные мотивы.
20
— Вы солгали.
Было утро следующего дня, когда Лизавета с Ярославом наконец-то остались наедине. В надземном мире такое вовсе было бы невозможно, но среди духов никто не следил за такой глупостью, как приличия. Это было Лизавете на руку: она не признавалась самой себе, но ей нравились их с Ярославом разговоры в такие моменты, когда их никто не мог услышать. Наедине они становились другими, Лизавета надеялась — самими собой.
Рядом с Ярославом она походила на героиню романа, которые так любила. Она была достаточно смелой, чтобы ввязаться в расследование убийства. Достаточно умной, чтобы вести разговоры с княжичем почти что на равных. Достаточно красивой, чтобы иногда ловить на себе его взгляды — такие, которые благочестивой девушке лучше не трактовать.
— Зачем вы солгали, Лиза? — в его словах не было осуждения, и даже наоборот — Лизавете казалось, что она слышит отзвуки уважения.
— О чём, Ваше Высочество?
— Не притворяйтесь. О том, что вы так уж хотели сотрудничать со мной.
Они медленно шли по тропинке к деревне. В лесу ещё было тихо, даже птицы не щебетали. Умиротворение природы нарушали лишь их голоса и шаги, хруст сухой листвы и веток под ногами.
— Но я хотела, — одна из веток треснула особенно громко. — Я поняла это позже, но в тот день, во время нашего разговора, я только и думала о том, как доказать свою невиновность. И как взять жизнь в свои руки.
Ещё несколько шагов. Ярослав молчал, ожидая продолжения, а Лизавета гадала, готова ли она его дать. Наконец, её голос вновь прервал тишину:
— Вы ужасно раздражали меня, Ваше Высочество. Тогда, во время нашего разговора. Вы были так уверены в своих словах, так легко решали, кто прав, а кто виноват, так запросто записали меня в возможные убийцы… Когда вы говорили, я чувствовала, как моя собственная воля утекает сквозь пальцы. Вы вершили мою судьбу, как до этого делал Лад и много кто ещё…
Она покачала головой. Зачем вообще всё это рассказывать?
— Вам это надоело, верно? Быть орудием в чужих руках?
Лизавета чувствовала себя скорее игрушкой, но уточнять всё же не стала. «Орудие» звучало куда как благороднее, более гордо. Быть орудием — значит, быть полезным, играть какую-то роль.
— И всё же это решение вы приняли не сами.
— Нет. Мне просто повезло — сами того не зная, вы предложили кое-что стоящее. Даже если пытались поймать меня в ловушку.