Жена авиатора

Те дни, когда мы работали вместе над книгой, которая должна была быть названа просто «Дух Сент-Луиса»; замечания, которые постоянно то появлялись, то отпадали; вечера, когда работа близилась к концу, когда мы сидели рядом в моем домике, предоставив детей самим себе, были лучшими днями нашего брака. Он позволил себе быть ведомым. Я позволила себе надеяться, еще раз, что мы можем быть вместе на этой земле, иметь одни цели, одни радости, нежность и незащищенность.

Он посвятил эту книгу мне.

«Э. М.-Л. – которая никогда не узнает, как много в этой книге написала она».

Когда я прочла эти слова, мое сердце воспарило, как звезды на обложке. Чарльз очень редко упоминал обо мне в печати, в основном отвечая на вопросы интервьюеров, почему он на мне женился. Чарльз обычно отвечал, что ему было важно выбрать супругу из хорошей семьи. Как племенную кобылу.

Я приходила в бешенство, читая эти ответы, хотя он всегда отвечал, что это только шутка.

Теперь он в первый раз позволил миру увидеть, что я значу для него. Для меня это тоже кое-что значило – больше, чем если бы он был обычным человеком. Он был Чарльзом Линдбергом, раз и навсегда, а я чувствовала себя как старый биплан, который оставили ржаветь в сарае. Когда-то он считался чудом техники, но со временем был забыт и заброшен.

И теперь об этом биплане вспомнили, стерли пыль, подновили… Старомодный, да, но все еще готовый бороздить небеса.

В первый год был продан миллион экземпляров книги. Голливуд купил права, и несколько староватый для этой роли Джимми Стюарт[35]сыграл в фильме Чарльза (мы взяли Рив на показ в Радио Сити Мюзик-холл; посреди фильма она повернулась ко мне с расширенными глазами и прошептала: «Он изображает это, да?»). Репортер из журнала «Лайф» посетил наш дом и сфотографировал нас обоих рядышком на диване, читающих книгу. «Миссис Линдберг, как всегда преданная мужу, поддерживает его последние начинания» – гласил заголовок. Успех книги открыл двери потоку наград и похвальных отзывов. Америка, казалось, нуждалась в героях больше, чем в преступниках, и желала, чтобы все плохое осталось в прошлом. Президент Эйзенхауэр наградил Чарльза медалью за военную храбрость. Опять в каждом городе появилась начальная школа имени Чарльза Линдберга.

Я ослепительно улыбалась фотографам, стоя рядом с Чарльзом, когда ему сообщили, что он получил Пулитцеровскую премию.

Моя улыбка увяла, однако, когда он забыл поблагодарить меня, вместо этого поблагодарив братьев Райт.

Она исчезла окончательно, когда ему был предложен контракт на другую книгу.

Зависть – ужасное чувство. Оно заставляет вас просыпаться посреди ночи, требует огромного количества энергии, чтобы просто оставаться на плаву. Вам необходимо удовлетворять ее, поэтому постоянно нужно доказывать, что вы тоже чего-то стоите. Она меняет вас. Меняет ваш взгляд на мир, незначительные неудачи внезапно приобретают размах катастроф; празднования становятся испытаниями.

Я гордилась Чарльзом. Он сделал это – это была его история, и он изложил ее великолепно. Неважно, сколько времени я работала над ней, все равно она принадлежала ему.

И я снова ушла в тень, на этот раз не получая удовлетворения от своей незаметности. Я недоумевала, что во мне не так, что удерживает меня здесь, что препятствует мне писать мою книгу. Неужели мне нечего написать о своей жизни, той, которая не являлась бы отражением его истории и не имела бы никакого отношения к нашим полетам и его участию в политике.

В нашей семье писатель – ты, всегда говорил Чарльз, он даже построил мне домик для моих занятий творчеством, хотя не было никаких реальных доказательств моих возможностей, кроме туманных мечтаний и моего классического образования.

И я всегда держалась за это, благодарная, что есть хоть что-то, что я делаю лучше его – по крайней мере он так считает. Я больше не могу заниматься самообманом. В нашей семье писателем был он.

Таким горьким был постоянный привкус поражения, таким узким мое воображение, что я решила спастись бегством. В место, которое всегда пробуждало во мне мои лучшие качества.

Я сбежала во Флориду, на остров Каптива – в лечебную, благотворно влияющую на нервы дикую местность, которую мы с Чарльзом обнаружили перед войной, когда наш друг Джим Ньютон убедил нас приехать посмотреть этот девственный остров недалеко от побережья Флориды. С тех пор я приезжала туда несколько раз, иногда с Чарльзом, иногда со своей сестрой Кон.

Теперь я прилетела сюда одна. Мне нужно было снова обрести смелость, свою собственную, чтобы перестать занимать у него. Я должна была обрести свой голос и перестать повторять его слова, как эхо. Я должна была найти свою собственную историю. И рассказать ее. И даже если я потерплю поражение, то все равно стану сильнее от этой попытки.

Я сложила дорожную сумку, купила бумагу и карандаши, поцеловала детей и попросила Чарльза отвезти меня на вокзал.