Жена авиатора

– Есть некие персонажи с довольно сомнительной репутацией, с которыми мне приходится общаться. Но они могут быть очень полезны, даже если мне претит сама мысль о том, что они могут дотронуться до моего сына, даже если я предпочитаю не водить компанию с людьми подобного рода.

– Подобного рода? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду гангстеров, Энн. Аль Капоне предложил мне свои услуги. Вот, теперь ты знаешь. И некоторые бандиты из Нью-Йорка. Они предложили себя в качестве посредников, чтобы не вмешивать полицию, и я считаю, что это лучший путь. Я предпочитаю не говорить тебе больше. Тебе не надо беспокоиться. Твое дело – это не терять надежды.

– Ты постоянно повторяешь мне это, но я не могу не беспокоиться! – меня трясло от бешенства. – Конечно, я беспокоюсь, и ты тоже! Но ты ничего мне не рассказываешь, ты вообще не говоришь со мной, и я не понимаю почему. Чарльз, ведь мы были командой! Я приняла боевое крещение в Янцзы и позволила тебе столкнуть меня с вершины горы на планере, но теперь ты решил, что я слишком слаба, чтобы понять и помочь? Слишком слаба? Чарли и мой сын тоже! – С отвращением я отпрянула от стола. – Неужели ты думаешь, что я так щепетильна? Да общайся ты хоть с дьяволом, если это нужно для дела! Только перестань думать, что можешь защитить меня от всего этого. Ты никого из нас больше не можешь защитить, так что и не пытайся.

Чарльз вздрогнул и поморщился, но я не обратила на это внимания.

– Неужели ты не понимаешь? – спросила я охрипшим голосом. – Это уже случилось. Теперь мы должны вернуть его. Они нам его вернут, как только мы заплатим. Так или нет?

– Конечно, вернут, – Чарльз взял письмо и снова изучил его, – это только вопрос времени. Спитале – один из нью-йоркских парней – уверен, что знает, кто это сделал. Я буду общаться с похитителями через него – дам ему это письмо как доказательство и с ним ответ. Я не знаю, почему полковник хочет сделать по-другому. Неужели он действительно думает, что сможет расставить людей по всему Бруклину и никто этого не заметит?

– Ты собираешься отдать твоему так называемому посреднику это письмо? Но ведь там есть подпись – опознавательный знак, разве можно давать его разглядывать посторонним?

– Энн, как я сказал, это вопрос веры. Мне могут не нравиться эти люди, но у воров тоже существует такое понятие, как честь.

– Что думает об этом полковник Шварцкопф? Ты собираешься сказать ему, что хочешь передать им письмо?

Лицо Чарльза залилось краской.

– Я здесь главный, Энн. Я ведь сказал тебе.

– А я твоя жена и мать Чарли. И я хочу, чтобы ты рассказал о своих намерениях полковнику Шварцкопфу.

Чарльз не ответил. Его гнев был другого рода, чем у меня. Он сдерживал его, как будто внутри сжималась пружина, которую вы не замечали, пока она внезапно не распрямлялась и не ударяла тебя. Я не часто была свидетелем этого гнева. Но теперь я его почувствовала. И если раньше я могла бы испугаться, то сегодня у меня не было страха перед мужем. Был страх только за моего сына.

Наконец Чарльз заговорил, тщательно подбирая слова.

– Энн, я хочу включить в свой ответ список продуктов, которыми нужно кормить нашего сына. Не могла бы ты написать мне его прямо сейчас?

– Да, конечно.

Я встала, сделала движение, чтобы идти, потом задержалась у его стула. Нагнувшись, я поцеловала Чарльза в щеку. Он не ответил. Когда я обиженно отшатнулась, он на мгновение приложил ладонь к моей щеке, притянул к себе, а потом отпустил. Он снова стал изучать письмо похитителей, как будто силился разглядеть в этих небрежно нацарапанных буквах то, что не смогли увидеть остальные.

Я стала подниматься по лестнице; полковник Шварцкопф сидел на лестничной площадке, обхватив голову руками. Услышав шаги, он взглянул на меня. И тут я поняла, что надо делать.

– Полковник! Вы не можете его остановить! – Полковник вскочил в страхе. – Послушайте. Вы не можете помешать Чарльзу в этом. Он должен сделать это так, как считает нужным, – раньше он всегда выбирал правильный путь. Сейчас он не в состоянии понять, что не прав, что это дело ему не по зубам. Но, пожалуйста, прошу вас, делайте то, что вы должны делать.

– У него за спиной?

– Если это возможно – да. Полковник, я говорю серьезно. Я отвечу за это перед Чарльзом. Я не боюсь, как большинство из вас.

– Вы говорите…

– Полковник, послушайте меня внимательно. Я говорю, что мой муж не знает, что надо делать, но никогда не признается в этом. Я признаюсь вместо него. Я говорю, что уполномочиваю вас делать то, что вы должны делать. Опрашивать слуг, почтальонов. Он хочет послать письмо тем людям из Нью-Йорка, а я думаю, что это страшная ошибка. Просто делайте то, что вы должны делать, чтобы вернуть домой моего мальчика.

Полковник в изумлении смотрел на меня. Потом поднял свою огромную, как у бульдога, голову, квадратную, с отвисшим подбородком, и взглянул на закрытую дверь в комнату Бетти, находившуюся в конце коридора. В комнате горел свет, он пробивался в щель под дверью. Когда я в последний раз видела ее? Я не могла вспомнить.

– Могу я опросить мисс Гоу еще раз? Полковник Линдберг сказал…