Жена-беглянка (СИ)

Опустила взгляд в тарелку, на горку мидий, креветок и моллюсков, перемешанных с оливками и зеленью. Только что о еде даже думать не хотелось, а сейчас слюнки побежали. Я и правда дико проголодалась!

— Ты пила веселье с таким видом, будто это смертельный яд, — заметил Мэт.

— Потому что ты смотрел на меня с видом отравителя. Упадёт замертво или нет?

И мы оба негромко рассмеялись.

На душе было легко, я чувствовала себя человеком, открытым всем радостям жизни.

— Кстати, об отраве. Когда я был на полуострове Чакта, меня угощали рыбой-фонарём. Слышала о такой? У неё в горле мешочек с ядом. Надо вставить туда специальную трубку — коренные жители используют полый хребет самого фонаря — высосать немного яда, покатать во рту и сплюнуть. Потом взять кусок рыбы, разжевать и проглотить. Яд в малых дозах служит идеальной приправой к рыбе, но только в сочетании с человеческой слюной и только пару минут. Перед тем, как положить в рот следующий кусок, надо снова глотнуть яду… Должен сказать, ничего вкуснее я в жизни не ел!

А я была уверена, что не пробовала ничего лучше печёной осетрины, которую нам наконец принесли. Нежное, распаренное филе, розоватое от бруснично-гранатового сока, такого пахучего, что отнимало ум, ягоды в окружении хрустящих веточек кинзы, подсушенных в печи, — всё это рождало во рту непередаваемые ощущения. После веселья каждый оттенок вкуса казался отчётливым, как никогда, и столь же упоительным.

— Что ты делал на Чакте?

— Отдыхал, — хмыкнул Мэт.

— Там же ничего нет. Одни тюлени, медведи и туман.

— Сплошной туман, — подхватил он. — Сам поднимается из недр, даже бурить не надо. Лежит на земле толстыми облаками. Поверь, это очень красиво.

Ресторан "Море Изобилия" тоже был красив, но — скучен. Ни музыки, ни артистов, ни суб-эффектов. Отличное место для одиноких медитаций над розовым тунцом, приготовленным на гриле, или сибасом с соусом из южных трав, для задушевных разговоров и долгих молчаливых взглядов глаза в глаза.

Мэт не торопясь накрыл мою руку своей, и я поняла, что ничего не имею против. Кроме одного…

— Хочу танцевать. Сто лет не танцевала.

— Ты читаешь мои мысли, — усмехнулся он.

В два счёта расплатился, и мы вышли в сгустившиеся сумерки. Кровь горела, старый город, подсвеченный цветными огнями, казался праздничным, гуляющие жители — красивыми и довольными.

На соседней улице располагался танцевальный бар "Поймай вибрацию".

— Только я там никогда не была. Я нигде не была, — и сейчас ничуть не стеснялась в этом признаться.

В баре стоял подозрительный сладковатый запах. В первом зале пили, курили, играли в бильярд и вихлялись на небольшом круглом танцполе мрачные личности в коже и заклёпках — гаечные ключи в карманах, на шеях окуляры в кожаной оправе. Должно быть, из так называемых "механиков", которые стояли за мир без магии, или говоря современным языком, без субстанции. В соседнем зале собрались на вечеринку "розочки", убеждённые, что в жизни надо видеть только милое, сладкое и пушистое. Кудлатые розовые парики, чулки в розовую полоску, розовые леденцы на палочках, и у каждого на носу огромные розовые очки.

Мы взяли по коктейлю "Сидел в росе кузнечик". Кузнечик и правда сидел — зелёный, флюоресцирующий, и в другой раз я бы не притронулась к такому напитку, но сейчас меня ничего не пугало.

— Росы тут ни капли, — уверенно заключил Мэт. — Но пробирает недурно.

На выходе он вдруг придержал меня за руку и, блеснув глазами в полумраке междверного тамбура, поцеловал тыльную сторону моей ладони.

До стоянки такси пришлось идти два квартала. Холодно не было, но свежий воздух прочистил голову, и когда мы подъезжали к клубу под названием "Дворец ритмов", я ощутила, что действие веселья заканчивается.

Клуб прятался в глубине небольшого сквера. Над входом в такт неслышной музыке бесновались слепящие огни. Владельцы не поскупились на добро и туман, чтобы устроить первоклассную звукоизоляцию, иначе им просто не разрешили бы держать заведение вблизи жилых домов.

Мэт спросил:

— Вальс танцуешь?

Когда-то танцевала. А сейчас…

Гремели динамики, воздух дрожал от пассажей классических "Качелей любви" Гранле-старшего в современной обработке. Я замерла на пороге "белого" зала, не зная: смогу ли? Мэт сказал в самое ухо: "Нельзя разучиться танцевать", — и обнял меня за талию.

Было странно и волнующе с головой окунуться в музыку, утонуть в общем кружении, лететь вместе со всеми, держась за Мэта, как за борт лодки, которая то взмывает над волной, то скользит вниз по искрящимся аккордам, чтобы вновь подняться на головокружительную высоту.

Любителей бальных танцев в Бежене было слишком много. Мэт сумел увести нас от столкновения с какой-то бешено несущейся парой, но я сбилась с шага, наступила ему на ногу — и вмиг остыла к вальсу.

После зала "чёрного", где свет хлестал по глазами, а барабанные перепонки рвались от тракторного рёва, нашей гаванью стал просторный "бирюзовый" зал, предназначенный для парных танцев под спокойные романтические мелодии.