Жена-беглянка (СИ)

С утра мы с Вечи Талхаром инспектировали рестораны, а после обеда меня забрал Эл. В Чуддвиль на заработки приехал татурский ансамбль "Дядя Ку-Ку". Талхар-младший ангажировал их для своего клуба, а меня приставил переводчиком. Вокалиста, он же клавишник и лидер коллектива, звали Дядей. Здоровенный краснолицый блондин лет тридцати. При нём состояли братья-близнецы Ку, невысокие и чернявые. Гитарист Ку Один и ударник Ку Два. Раньше ансамбль назывался "Дядя и Ку-Ку", но в процессе творческой эволюции союз "и" потерялся. В миру музыканты одевались в потёртую кожу, на сцене — в стилизованные татурские народные костюмы. Вышитые рубахи, холщовые штаны, деревянные башмаки, овечьи малахаи на головах, и всё это щедро приправлено брутальными железками в стиле "механиков".Днём, перед концертом гостям устроили экскурсию по городу. Экскурсия включала в себя прогулку по историческому центру, посещение татурской едальни "Благородная отрыжка", магазина музыкальных инструментов, музея науки и техники, бара "Донышко", тира "Яблоки в молоке", галереи бордельной культуры "Красная подвязка" и выставки фурснаков. Артисты вели себя, как непослушные дети. Галдели, дурачились, трогали руками всё, что можно и нельзя, меня в том числе. Сначала я старалась быть дипломатичной, потом начала лупить по наглым лапам, а Эл только ухмылялся. К полуночи, когда мы добрались до "Кроличьей норы", я вымоталась, как ездовая лайка в конце длинной дистанции. И спасибо за это магическим предкам! При виде огненных ушей на каменной башке клуба лишь тупо заныло сердце — на большее не осталось сил. Музыканты любят общаться с публикой, сказал Эл, а больше половины народу в зале — джеландцы. Меня поставили у кулисы с микрофоном в руках и велели переводить все членораздельные звуки, которые издадут артисты — не считая собственно песен. Что-то вроде "Я хочу видеть ваши руки!" или "Вы — обалденная публика!" На деле членораздельные звуки пришлось собирать из нечленораздельных. Но не это было самым ужасным. Репертуар! Вот что привело меня в отчаяние. Даже рабочий режим не спасал. Именно ансамбль "Дядя Ку-Ку" исполнял танцевальную переделку песни "Раз-два — бузина", под которую я впервые столкнулась с "котятами" и "щенками". Этим бессмертным шлягером и открылся концерт. — Два-три — глухари! — кричал Дядя. — Три-четыре — дыни тырим! Пойте с нами! — Четыре-пять — гусей щипать! — подхватили братья Ку. — Пять-шесть — козья шерсть! — Шесть-семь — мак посей! — надрывались все трое хором. — Семь-восемь — коноплю косим! Восемь-девять — детей делать! На этом месте я сумела отключить сознание. Включалось оно автоматически, когда Дядя швырял в слушателей выкрики типа — Двигай тылом, братва! Попробуй ещё найди в джеландском подходящее выражение, чтобы передать не только смысл, но и манеру, экспрессию. От рёва динамиков внутренности просились наружу, софиты били в лицо, клубился дым со вкусом пороха, вспыхивали блицы светописцев и подсветка кинохроникальных аппаратов. У подножья сцены колыхалась возбуждённая толпа, как алчная протоплазма, готовая затопить мир. Во рту появился привкус железа, в голове мутилось. Я боялась, что не доживу до конца концерта. После каждого номера Дядя нырял за кулису, у которой я стояла, — промочить горло из плоской чёрной бутылки. На его вокальные данные и связность речи это почти не влияло, а вот на здравомыслии сказывалось. Шутки становились всё менее пристойными. Восьмую песню о любви быка к бурёнке он и вовсе посвятил мне, затем встал на колени и заявил — Увезу тебя я в тундру… Нет, в Татундру. Тьфу, в Татур! Татут… то есть тут на Эла что-то нашло. Возможно, у него имелась своя плоская чёрная бутылка, не знаю. Талхар-младший коршуном взмыл к микрофону и громогласно объявил, что я его невеста, а свадьба через месяц. Расторопный осветитель навёл на нас прожектор, следом повернулись объективы светописцев и кинохроникальных аппаратов. Эл попытался меня поцеловать, но я успела отвернуться, и его губы мазнули около уха. После этого концерт продолжился как ни в чём ни бывало. Наконец отзвучала последняя песня под названием "Мы домой, а вам не кашлять". Публика осталась танцевать. А музыканты с помощниками и организаторами концерта отправились в зал для особо важных персон, собираясь заслуженно надраться. Рассудив, что коньяк лучший переводчик и объединитель народов, я попросилась домой. Эл проводил меня к машине. Видно было, что он зол. Но я не удержалась — Зачем вы объявили о свадьбе? Это же неправда! — А ты хотела, чтобы этот кобель завалил тебя за кулисами? — рыкнул Талхар-младший. И где связь, спрашивается? Однако на этот раз я почла за лучшее промолчать. Под гул в голове забралась на заднее сидение, обняла сумку и… — Госпожа Бронски! — раздался голос водителя. — Просыпайтесь, приехали.