Жена без срока годности (СИ)

— Ты сама дала ей запасной ключ. Мам, у тебя все хорошо?

— Ты пытаешься разговор закончить или действительно интересуешься моими делами? — уточнила я с необъяснимой грустью.

Хотя причина была на лицо — на то, которое я представляла себе при аудиоразговоре с сыном. Он вырос. Теперь окончательно вырос. И будет иногда заглядывать на обед. Еще и бутылку вина принесет и покупной пирожок, чтобы не с пустыми руками. Мой мир действительно никогда уже не будет прежним.

— У тебя все хорошо, я и так знаю, — хмыкнул сын. — Я спрашивал про детей. Как тебе снова быть мамой?

Хотелось ответить матом, но я ответила цензурно: немного устала. С непривычки!

— Привыкнешь. Так я что-нибудь должен сделать? Я тебе полный бак залью. Еще что?

— Ничего, Алекс. У меня все под контролем.

Да, да — даже твой отец, я распластала ладонь по стеклу, и Андрей понял, что это знак “стоп”, пусть вспоминает все знаки дорожного движения, чтобы избежать со мной лобового — ему пересдавать на калифорнийские права предстоит в ближайшем будущем. А на мою полосу не стоит выезжать уже сейчас.

— Снова со своей подружкой трепалась? — спросил тихо, когда я вернулась с балкона в номер.

С Романной я говорила больше, чем с ним — это точно, показывала ей детей в режиме он-лайн и посылала ролики с Машей.

— С твоим сыном. Он предложил тебе свою комнату. Добрый мальчик.

— С чего вдруг?

— Решил жить отдельно. Ты тоже в его возрасте решил жить от меня отдельно. Гены, наверное, — выдала я шутку без всякой улыбки.

— Марина, ты снова? — Андрей легонько приобнял меня за плечи, чтобы развернуть к себе. — Я думал, мы подвели под прошлым черту.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — скинула я плечом его руку.

— Забыть прежние разногласия?

— Жить вместе. В разных комнатах. Лучше приходи навестить детей как будто с работы.

Андрей снова попытался меня обнять, но в этот раз у меня получилось избежать его прикосновения. Я сделала два шага в сторону и присела на диван, чуть не раздавив погремушку.

— Иначе другим детям у меня вообще не получится объяснить, что ты делаешь в моем доме.

Андрей переложил погремушку на журнальный столик и сел рядом, но очередную попытку обнять не предпринял.

— Давай попробуем жить, как семья? — сказал, когда минуту поизучал пол. — Не отчитываясь ни перед кем.

— Элис сказала, что если я вернусь к ее отцу, значит, у меня нет гордости.

— Это ваши девочковские заморочки. Парню похрен на сантименты. Когда ты прекратишь жить для детей и начнешь жить для себя?

Он повренул голову, я — тоже, наши взгляды встретились — холодные, до дрожи.

— Я живу теперь ради других детей. Так что ответ — никогда.

— У них не было нормальной семьи и не будет, получается? Мама на работе, школа, садик, сиделка…

— Няня, — исправила я грубо. — Да, так и будет. Найти им папу у меня не получилось. Не везет мне с мужиками. Бывает…

Я сжимала себе коленки, хотя они и не дрожали — просто ладони вспотели.

— Марина, всего полгода. Я уверен, мы уживемся.

— Это не гринка по браку. Никто не будет проверять, живем мы в одном доме или нет, спим вместе или нет, — скривила я губы.

— Марина, мы приняли тяжелое решение: взяли детей. Неужели мы не можем взять себя в руки?

Он смог — оторвал мою руку от моей коленки и сжал уже сухие пальцы.

— Я не прошу меня любить. Я прошу тебя любить этих детей и дать им поверить в семью. Понимаешь, ему двенадцать — так мало времени осталось, чтобы сформировать представление о том, как нужно относиться к женщине. В доме должен быть мужчина. Я знаю, о чем говорю.

— Я тоже знаю, о чем говорю, — пыталась освободиться я от цепкой хватки. — Ты меня шантажируешь. Детьми! Я об этом тебя предупреждала.

— Но мне от тебя ничего не надо, — хмыкнул он, ловя мою вторую руку. — Ни доков, ни баксов, ничего… Ты не думала, что мне просто нужна ты? Ты все стонешь, что не нужна детям. А мне? Почему ты не замечаешь того, кому нужна? Почему?

По кочану! По кочану хотелось ему настучать: ну нельзя быть настолько тупым! Или можно? Или нужно, чтобы оставаться мужиком. Я отвернулась, сфокусировала взгляд на погремушке — она не сдвинулась с места, но зазвенела, у меня в голове. Я сжала виски ладонями, сдавила до боли, но в груди болело сильнее — и это не лечится, это хроническое, это все из-за него… А он спрашивает — почему?

— Ты так ничего и не поняла за двадцать с гаком лет жизни в Штатах: главный принцип твоих новых сограждан — плевать, что о нас подумают другие, главное, что нам хорошо. На соседей оглядываются одни лишь неудачники. И обсуждают их те же неудачники. Нормальным людям на личную жизнь других плевать. Неужели ты до сих пор не вытравила из себя Совок и готова пожертвовать личным ради какого-то общественного мнения, которого в природе-то не существует? Неужели ты такая дура?

— А ты умный, да? — я так и не повернула к нему головы.

— Я понимаю, что гордый, но одинокий — это дурак, я больше не хочу им быть, хочу поумнеть.