— Потому что ты тогда был маленьким. Сейчас, впрочем, ты тоже ещё маленький, — теперь уже хмыкнула я, — чтобы понять, что не надо мучить друг друга своим обществом.
— Мне уйти? — поднялся он резко, но я все же успела схватить его за руку.
— Я не про тебя.
Я не звала сына на кухню, но когда Алекс пришёл, поняла, что сидеть одной мне не хочется, а уснуть так рано я все равно не усну. Как у такой совы мог родиться жаворонок? Видимо, в папу… Хотя Андрей, помнится, тоже любил поспать.
— Сядь, Алекс. Нам нужно поговорить. Жизнь изменилась, понимаешь?
— Ты про своё сокращение или про свой развод?
— Про все сразу. И про твою балду-сестру. И про мою предстоящую поездку в Россию.
— А в Россию-то тебе зачем? — прямо-таки испугался мой большой ребёнок.
— Встретиться с твоим отцом и вручить ему наконец свидетельство о разводе. А то по закону Российской Федерации мы с Андреем все ещё женаты.
Да, именно это я делаю, больше ничего. И на сборы ушло немного, меньше недели.
— Квартира оплачена до конца года…
Меня передернуло от собственных слов, обращенных к Алексу: того не желая, разбудила скорбных демонов воспоминаний. Так начался и закончился наш финальный разговор с его отцом двадцать лет тому назад.
— А дальше? — спросила я, оглядываясь на приоткрытую дверь спальни, где сопел наш двухлетний сын, даже не догадываясь, что папочка больше никогда не накормит его втихаря мороженым.
— А дальше сама! — выплюнул Андрей мне в лицо и поднялся.
Не смог дальше смотреть мне в глаза. Я не моргнула. Слез не было. Я еще ни минуты не плакала.
— Думаешь, вернусь?
— Уверен, — ответил, стоя ко мне спиной.
Лопатки под футболкой сведены. Нервничает? Надеюсь!
— Ты ребенкины три года пропустишь.
— Переживу как-нибудь.
— Ну и дурак…
Я не стала вставать, только сильнее стиснула голые коленки. Сарафан слишком короткий — вспотевшие ляжки придется теперь отдирать от кожаной подушки стула. А это больно.
— Дура… — сказал Андрей, продолжая пялиться в закрытую пока дверь.
— Сам еще вернешься, — скрежетала я зубами.
— Не надейся…
Думает, надеюсь… Нет, в его уме я больше не сомневаюсь. Дурак!
— Другие мечтают попасть в Штаты, а ты трусливо бежишь от первых проблем.
— Трусливо? — Андрей обернулся и уставился на меня злым взглядом. — Все бегут за бесплатной колбасой, не зная, что придется пахать по двадцать четыре часа в сутки без выходных и все равно едва концы с концами сводить будешь. Я не раб на галерах! Тебе нравится — вперед. Только быстро сдуешься.
— Тебе назло не сдуюсь…
— А ты поработай месяц! — повысил он голос, забыв про спящего сына. — Посмотрим, как тогда запоешь…
Я шикнула — замолчал.
— А если я не приеду, — проговорила, глядя на него исподлобья, — ты готов оставить ребенка?
Андрей смотрел на меня сверху вниз, снисходительно, с ухмылочкой.
— Ты вернешься. Прибежишь, — в голосе ни капли сомнения.
Почему-то перед экзаменами в универе он всегда говорил: сдашь, чего волнуешься…
— А если нет?
— Значит, дура…
Дура, дурак — два сапога пара. Никогда он не позволял себе меня оскорблять, даже когда учил водить машину сразу по приезду в Штаты. У него просто не нашлось ни одного аргумента, чтобы убедить меня вернуться в Питер к его дяде в бизнес, под теплое крылышко. Уезжал же, чтобы выйти из сферы его влияния. И что теперь? Поджав хвост, трусливо бежит, потому что ему не нравится планировать бюджет?
— Андрей, и тебе не жалко терять семью? — я спросила совсем не заискивающе, а тихо, потому что у меня впервые сжало тисками сердце.
Он ведь может действительно не вернуться…
— Это тебе ее не жалко. Это тебе всралась Америка, не мне! Хочешь променять меня на синий паспорт — давай, это твое решение. Оставить ребенка без отца — тоже твое. Одумайся, идиотка!
Он постучал не по моей голове, не по столу, а по своей. Волосы подстрижены коротко — баскат по-местному. Иначе, говорит, умирает от жары и вообще удобнее плавать в бассейне. У него бассейн во дворе — вот куда едет!
— У тебя просто ностальгия, Андрей. Говорят, третий год в эмиграции — самый сложный. И еще говорят, что поездка домой — отличная прививка от ностальгии.
Говорят, быков доят… Я его не доила, я училась с ним в одной группе и готовились мы к экзаменам, как тот Шурик — по одному конспекту, поедая одну сосиску на двоих. Андрея воспитывала мать, и ее брат честно пытался заменить племяннику отца — понимая это, впрочем, по-своему: делаешь, как я сказал, или пошел вон! Андрей и пошел: учиться на программера только лишь для того, чтобы свалить за океан, потому что так делали все вокруг. Меня он захватил за компанию — и для моральной, и для финансовой поддержки.
То, что мы с ним были женаты к тому времени, особой роли не играло. Женился он, чтобы насолить дяде, которому я не нравилась — не тот размер груди. И ноги, наверное, тоже не тот. Не по нашему мальчику невеста…