Жена без срока годности (СИ)

— Марина, а что тебе самой не взять этих детей?

Я хмыкнула — не рассмеялась.

— Про закон имени Димы Яковлева слышал? Это усыновленный мальчик, которого американский отец забыл в машине на солнцепеке? В Америку из России детей больше не отдают.

— А при чем тут Америка? У тебя русский паспорт, русский муж, я тебя пропишу у себя, покажу официальный доход — бери детей. Не хочешь?

Мозги и вовсе замерзли. Не от его приглушенного смеха, а от мокрых волос.

— Я свое на ниве родительства отпахала, — сказала грубо, очень грубо. — И я — американка, мне просто в лом было заниматься процессом выхода из гражданства. Теперь оформлю новый паспорт, чтобы штраф на мне не висел, и уже из Штатов начну процесс отказа. Ты меня вдохновил.

— А как же дети? — в голосе Андрея продолжала дрожать злость. — Их же никто не возьмет. Совесть не будет мучить?

— А тебя? — рычала я. — Тебя хоть раз совесть мучила? Хотя бы в первый год? Или откупился — крутись, как хочешь с малышом.

— Это был твой выбор. Я хотел, чтобы мы вместе вернулись в Россию. Я на развод не подавал.

— Поплыл по течению — как всегда. Удобная позиция, Андрюш, очень удобная. Ладно, мне нечего с тобой обсуждать. Такой отец не нужен был Алексу и уж явно не подойдет этим детям. Кстати, мальчика тоже Димой зовут, а девочку — Диана.

— Мне эта информация ни к чему. Я же не именную помощь буду перечислять, а в какой-нибудь фонд.

— Понимаю. Что ж… Неприятно было увидеться. Неприятно было убедиться, что ты остался прежним. Ну, да бог тебе судья.

— Не суди и не судима будешь. Я тебе позвоню из Штатов.

— Не утруждай себя звонком. Я сказала, что меня не интересует твое общение с Алексом. Если он захочет со мной чем-то поделиться, поделится. Так что мой голос ты слышишь в последний раз. Можешь не беспокоиться.

— Похоже, что беспокоишься ты. Это тебе позарез нужно пройтись серпом по моим яйцам? У тебя проблемы? К психологу сходи!

— После тебя!

Я сбросила звонок, не простившись. Испугалась за телефон. У меня простая кожаная обложка… Да и нервы не железные. И слёзы соленые. Сама не поняла, почему расплакалась. Зачем… Зачем портить лицо? И так будет помятым от подушки, а теперь ещё и красным. Глаза воспалятся, точно во время аврала на работе. Капель от красных глаз с собой нет, в аптеку идти муторно. И вообще…

Я же не за паспортом приехала, а посмотреть город в качестве туриста. Что я за двадцать лет в нем видела, да начерта! Из спального района все детство не вылезала — завтра снова туда попрусь в паспортный стол. Нахлынут воспоминания? Нахлынут… Только не связанные с Андреем. Детство остается детством: мне в нем было хорошо, с бабушкой.

Жаль, что у этих детей нет бабушки. Была бы, не оказались бы они в детском доме. Умри бабушка раньше моего совершеннолетия, что-то сомневаюсь, что родная мамочка озаботилась бы моим воспитанием. Скорее всего прихватила бы квартиру и все… Конечно, ребенка нельзя выписать в никуда: увезли бы в свой Мухосранск, получив бабки за столичную хату. И что бы у меня было: муж-забулдыга и выводок обреченных детей. Если в Питере эта мать спилась, то что говорить про периферию…

Утерев сопли, я переслала дочке фотографии детей в качестве подтверждение серьезности контакта Веры. Не могут теперь американцы детей брать, так пусть деньгами помогают — здесь доллары всегда сгодятся. Напишет Вера мне, тоже в стороне не останусь — слова о помощи назад не возьму, не обеднею, сколько бы ни попросила.

Выпила воды. Легче не стало. Дома никакого алкоголя, понятное дело. И понятное дело, что в бар я не пойду. Я и дома не хожу по злачным местам одна, да и вообще почти нигде не бываю, если это не пятничная рабочая тусовка или день рождения знакомых девочек. Вот знакомой девочке и надо позвонить. Вдруг поможет?

— Не спрашивай, как дела. Сразу отвечаю — хреново.

Романна рассмеялась, услышав такое мое приветствие. Хорошо не на камеру. Не могу ее осуждающий взгляд видеть — голоса выше крыши… Особенно сегодня!

— Колись давай, красуня…

Я выдохнула — а нужно было наоборот воздуха в грудь набрать.

— Да это на голову не налезает… — рассмеялась я.

Смех сквозь слезы, пусть уже и не текут настоящие, горькие.

— Только не говори, что ты с ним спала…

— Это было бы самое простое из сложного… — фыркнула я, чуть даже обидевшись на подобное предположение Романны. — Я бы тебе тогда не звонила.

Это надо быть сумасшедшей, чтобы запрыгнуть в постель к предателю и притвориться, будто ничего не было — все это мне приснилось: безысходность, страх перед будущем с перспективой всю жизнь прожить матерью-одиночкой.

— Ну и слава богу, а то подумала, вдруг ты действительно совсем дурная… — то ли успокоилась, то ли просто прикололась надо мной подруга.

— Я еще хуже… Слушай.

Проговорили мы за полночь, даже если не по часам. Я точно половину моего запланированного сна провела с телефоном у уха.