Жена без срока годности

— У них своя жизнь, — перебил Андрей грубо. — И ты это знаешь. То есть снова тот же выбор — работа или я. И я знаю, что ты выберешь.

— А что ты думал? — теперь вызов в моих словах зазвучал ярче. — Поманил, и я побегу?

— Я ничего не думал. Я надеялся.

— На что?

Задав вопрос довольно резким тоном, я рывков вскочила с кровати — дожидаться ответа бессмысленно: Андрей просто не знает, чего ему хочется… Нет, конечно, знает — дожить свою жизнь! И чтобы ничего при этом не делать. Вот не случись у него приступа лени двадцать лет тому назад, мы вели бы такие же бессмысленные пространные разговоры по утру: только не о ревности, а о бесцельно прожитых годах. Ну о чем еще говорить после детей? О карьере? Работа сидит в печенках, стихи не читаются, фильмы не смотрятся — это кризис, обыкновенный кризис. Наверное, специально паспорта меняют именно в этот момент. Мы странно встретились и не быстро разошлись… По своим делам. А сейчас дела закончились, деньги заработаны, и нам просто стало скучно: скучно порознь и скучно вместе. Со всеми. С Сунилом ведь все то же самое происходило и происходит.

— Андрей, ты можешь на меня не смотреть?

Я все еще оставалась голой — в душ-то идти через всю квартиру. Нужно взять из шкафа одежду и… Полотенце. Наверное, в самой ванной сухие закончились.

— Ты красивая.

— Я знаю это без тебя. И я такая не для тебя.

— Для него?

— Для себя, черт возьми! Когда до вас мужиков наконец дойдет, что женщина просто не хочет шарахаться от зеркала? Если заниматься спортом, не жрать всякую гадость, будешь без особых проблем красиво стареть… А мы стареем, согласись. И остаток жизни нужно прожить так, чтобы не было стыдно перед собой. Вот на что я потратила последние сутки, на что?

— На ругань со мной. Кто тебя просил ругаться?

— А кто просит тебя ставить мне палки в колеса? — Вопрос риторический, никто не спорит. — Почему тебе не развестись со мной по-тихому? Ты не обязан сообщать своим шлюхам, что ты теперь свободен.

— Зачем тебе развод?

— А зачем тебе брак со мной? Меня у тебя нет, не было столько лет и не будет. Зачем? Ты свидетельство от брака вместо горчичника при простуде к груди прикладываешь? Греет душу, да?

— Дай мне шанс. Судьба же дала — свела нас снова вместе.

Я смотрела на него и не понимала, как у него получается нести всю эту чушь с каменным выражением лица.

— Для этого штамп в паспорте не нужен. Штамп нужен, только если ты хочешь спасти больного ребенка, а ты не хочешь. Дай мне развод и точка.

— Не дам и точка, — он не сказал это грубо, не сказал твердо, сказал с улыбкой. — Ты хотела со мной развестись — и развелась. Я не хотел и не развелся, в чем проблема? Ты спрашиваешь, хочу я развестись с тобой, отвечаю — нет. Хочешь быть горчичником — будь им. Я же сказал, что другой женщины в моей жизни не будет.

Это простота речи в нем не подкупала, она обескураживала. Что с ним вдруг случилось? Заболел…

— В здоровье только дело, да? — стояла я в позе Венеры, облокотясь рукой на стену, в свободной держа одежду, а банное полотенце свисало с плеча. — Иначе бы ты не цеплялся за мираж семейной жизни. Ну будь честным, хватит мне врать!

Я закричала — не выдержала.

— Да, ты права. Пока мог завести семью, не завел, потому что болело. Сейчас у меня нет женщины, на которую я бы мог оставить ребенка, поэтому детей у меня больше не будет.

— Больше? — перебила я и чуть не швырнула в него ворохом всех тех тряпок, которыми собралась прикрыть наготу. — У тебя и одного нет! Ты только по документам ему отец. К счастью… — добавила я, непонятно зачем.

Чтобы уколоть — хотя куда колоть, сердце не прощупывалось под толстой ореховой скорлупой. Американцы называют орехами тупых. Вот Андрей — орех, самый настоящий, тупой.

— Можешь сделать мне второго ребенка. Я не против. Подавай документы, но тебе с этим жить, если тебя кинут…

— Не кинут! — не верила я в серьезность его слов. — Это тебя все кидают…

— Созналась хоть… Молодец!

И снова в голосе одна усталость. Надоело со мной общаться? Понял, что игра не стоит громких слов?

— Одевайся, — сказала я твердо и проглотила следующей фразу, уже крутящуюся на языке “И вали отсюда!”

— Оденусь. Ты шла в душ. Чего застряла?

Застряла я под горячей водой. Который день часовую йогу мне заменял пятиминутный контрастный душ. Сил, правда, от такой процедуры не прибавлялось, потому что всех их я тут же пускала на общение с Андреем.

— Я тебе серьезно сказал про ребенка, — встретил он меня в прихожей уже в ботинках. — Хочешь делать глупости, делай. На меня не рассчитывай.

— Испугал! — хмыкнула я, опускаясь на скамеечку, чтобы обуться.

— Выясняй, что я должен подписать, пока не передумал.

— Для начала сделай мне паспорт.

— Вечером будешь с паспортом. Не переживай.

Вечером я буду с новым букетом проблем, скорее всего. В машине я написала сообщение для Романны, чтобы узнать, не передумала ли она. Не только не передумала, она еще тут же перезвонила.

— Я не могу сейчас говорить. Узнаю у Веры, что мне надо сделать для начала…

— А ты не передумала? — спросила она в ответ.