Жена - девочка

— Я вижу, что вы умный человек, мистер Свинтон, — сказал он со странной, почти сардонической улыбкой. — Вы правы, ключ будет весьма кстати. А теперь я хочу убедиться, что вы сможете выполнять свою работу, оставаясь незамеченным. Я вижу, на окнах есть жалюзи. Это хорошо, как раз то, что нужно. Я очень рад, что вы устроились в таком уютном и удобном доме, рад за вас и за вашу милую леди — ах! между прочим, мы обошлись с ней весьма невежливо. Я должен принести ей извинения за то, что оторвал вас от нее на столь долгое время. Я надеюсь, вы сделаете это за меня, мистер Свинтон. Скажите ей, что я задержал вас по очень важному делу.

— Мой лорд, она не поверит мне, пока я не скажу ей, кто именно оказал мне такую честь. Я могу открыть маленькую тайну и рассказать ей о вас?

— О! Конечно, конечно. Если бы не было так поздно, я бы попросил, чтобы вы представили меня ей. Но уже, пожалуй, слишком поздно, чтобы беспокоить леди.

— Не может быть слишком поздно, чтобы представить вашу светлость, для этого подходит любое время. Я знаю, что бедная девочка была бы счастлива быть представленной вам.

— Хорошо, мистер Свинтон, если это не противоречит вашему домашнему укладу, я также был бы счастлив. Я давно мечтал об этом.

— Моя жена наверху. Могу я попросить ее спуститься?

— Нет, мистер Свинтон; могу я попросить, чтобы вы привели ее?

— Мой великодушный лорд! Какое удовольствие повиноваться вам!

Сказав это, Свинтон вышел из комнаты и пошел к лестнице. Ему не пришлось долго подниматься. Фан была на первой же лестничной площадке, готовая к тому, что ее позовут.

В результате он довольно быстро вернулся к своему шестидесятилетнему гостю, который в это время, стоя перед каминным зеркалом, пытался причесать крашеные волосы, чтобы скрыть свои лысину.

Когда Фан была представлена гостю мистера Свинтона, тот забыл о позднем часе и вернулся на свое место. Беседу продолжили втроем, особенно ею были увлечены двое; затем благородному гостю было предложено остаться на ужин. Эта любезность была с благодарностью принята.

Абигаль послали в ближайшую кондитерскую, и она вернулась с рулетом колбасы, бутербродами и пирогом; все эти яства были выложены на стол, был выставлен графин хереса; и его светлость угощалась всем этим так вольно, словно это был не почтенный лорд, а веселый гвардеец!

Высокий гость стал более любезен и разговаривал со Свинтоном как со своим старым закадычным другом. Уже стоя в дверном проеме, пожимая руку жены Свинтона и многократно желая ей доброй ночи, он мимикой словно стремился вызвать ревность своего протеже. И хотя свет лампы был достаточно ярким и Свинтон видел все, он лишь слегка обозначил некое подобие ревности. Лишь слегка обозначил, но на самом деле ревности не было и в помине.

— Она просто восхитительна, нет слов! — произнес этот старый плут, когда вышел из дома на Парк Роад, где под сенью деревьев его поджидал экипаж. — И очень темпераментная женщина к тому же! Я чувствую это по ее нежным и тонким пальчикам.

«Да, это козырная карта, это настоящее сокровище!» — почти одновременно с ним подумал Свинтон о той же самой женщине — о собственной жене.

Эта мысль посетила его, когда он закрыл за гостем дверь; и затем, сидя за столом, выпив еще один стакан хереса и выкурив еще одну сигару, он резюмировал:

— Да, Фан — верная карта. Каким же я был глупцом, что не подумал об этом раньше! Черт возьми! Еще не поздно. Эта карта все еще у меня на руках, и если я не ошибаюсь, игра, начатая этой ночью, даст мне все, чего я хочу в этом мире, — даст мне Джулию Гирдвуд.

Серьезный тон, которым были произнесены последние слова, говорил о том, что он все еще не оставил своего намерения относительно американской наследницы.

Глава LVIII

НАДЕЖДЫ НА ЛУЧШЕЕ БУДУЩЕЕ

Для тех, кто не обращает внимания на социальные различия, планы Свинтона относительно Джулии Гирдвуд казались невероятными. Не столько из-за его злодеяний, сколько из-за его шансов на успех, весьма ничтожных.

Если бы он хотел завоевать эту девушку ради любви, это бы существенно меняло положение дел. Любовь преодолевает все преграды, и голосу любви не могло бы противостоять ничто — даже чувство некоторой опасности.

Она не любила его, но он не знал об этом и вообще не мог себе представить такого. Гвардеец, и к тому же красивый, он привык к легким завоеваниям. Он полагал, что еще не пришло время, когда такие успехи будут даваться с трудом.

Он уже не служил в гвардии, но был все еще молод, и знал, что все еще красив — английские дамы считали его красивым. Поэтому было бы странным, если бы девушка-янки имела другое мнение!

Это было решающим доводом с его стороны, и, полагаясь на собственную привлекательность, он был весьма уверен в том, что в состоянии завоевать американку, — невзирая на то, что она станет жертвой незаконного брака.

И если он преуспеет в своем двоеженстве, что дальше? Для чего ему будет нужна новая жена, если ее мать не сдержит свое обещание, подслушанное им: обеспечить ее жизненные интересы половиной состояния покойного владельца магазина?