Читаем Жена-девочка полностью

В те дни каждое отплытие парохода было «сенсацией», и толпа, завидев этого левиафана[34], имела обыкновение собираться у причала, где бросал якорь «Канард». Бывало, толпу привлекал не только сам вид парохода, для сборища могли быть и дополнительные поводы: например, наличие на борту знаменитостей — принца, героя, певца или известной куртизанки. Простой народ, не делая различий между ними, удостаивал вниманием всех; прибытие любой знаменитости вызывало одинаковое любопытство.

Но сегодня был особый случай: отплытие парохода «Камбрия», одного из самых медленных и в то же время самого комфортабельного на линии. Сейчас он давно уже эту линию покинул и, если я не ошибаюсь, бороздит более спокойные воды Индийского океана. Его капитан, храбрый и добродушный Шеннон, сменил место службы, больше его не тревожат заботы о пароходе и атлантические штормы. Но он не забыт. Читая эти слова, многие будут растроганы; истинные сердца, все еще бьющиеся в Нью-Йорке, вспомнят об огромных толпах людей, приходивших на берег Джерси наблюдать отплытие его парохода.

Хотя все это происходило на американской земле, американцев собралось немного. Гораздо больше было людей с европейской внешностью, в основном тевтонского типа, хотя были и латинские. Рядом с северянином-немцем, светлокожим, с огромными желтовато-коричневыми усами, стоял смуглый уроженец дунайских земель; рядом с ним — еще более смуглый итальянец с темными блестящими глазами и иссиня-черной шевелюрой. Много было французов, некоторые все еще носили блузы, привезенные с родины; большинство были из тех представителей рабочего класса, которых еще год или два назад можно было увидеть на баррикадах Парижа.

Только изредка можно было заметить лицо американца или услышать английскую фразу, произнесенную зевакой, который случайно оказался здесь. Основную массу присутствующих составляли совсем другие люди — те, кто прибыл сюда далеко не из праздного любопытства. Были здесь женщины и юные девушки с волосами льняного цвета и глубокими синими глазами, уроженки Рейна, были итальянки, с более темной кожей, но такие же красивые.

Большинство каютных пассажиров — а на «Канарде» были только каюты — поднялись на верхнюю палубу, как бывает всегда при отплытии парохода. Все они просто хотели взглянуть в последний раз перед отплытием на землю, которую покидали. Кто-то покидал эту землю с печалью, кто-то — с радостью, но вне зависимости от этого все с любопытством разглядывали море людей, расположившихся на причале.

Стоя группами на палубе или плотными рядами вдоль перил ограждения, они спрашивали друг друга о том, в чем причина такого наплыва народа, а также о том, кто эти люди, которые пришли на причал?

Всем было очевидно, что большую часть толпы составляли не американцы и что никто из этих людей не собирается сесть на пароход. Дело не в том, что у них не было никакого багажа — багаж мог быть уже на пароходе. Просто вряд ли кто-то из них мог себе позволить плавать пароходами класса «Канард». Кроме того, не было никаких признаков того, что эти люди собираются уезжать — не было объятий или рукопожатий, которыми обычно сопровождается отъезд за океан. Они не собирались ехать на другую сторону Атлантики.

Люди стояли плотными группами, касаясь друг друга; мужчины курили сигары или большие пенковые трубки, говорили друг с другом серьезным тоном или шутили с девушками — серьезные, но все же веселые люди.

Легко было также заметить, что не вид парохода привлек их сюда. Большинство не глядели на него, а бросали вопросительные взгляды на причал, как будто ждали чего-то, того, что должно было вот-вот появиться на нем.

— Кто эти люди? — такой вопрос занимал пассажиров судна.

Джентльмен, который, казалось, знал больше других — такой всегда найдется в любой компании — удовлетворил всеобщее любопытство.

— Это беженцы, — сказал он. — Французы, немцы, поляки и другие — все те, кто активно участвовал в последних европейских революциях.

— Они собираются вернуться туда? — спросил его один из наиболее любопытных собеседников.

— Некоторые из них, я думаю, да, — ответил первый. — Но не пароходом, — добавил он. — Эти бедные черти не могут себе позволить такую роскошь.

— Тогда почему они собрались здесь?

— Они провожают своих лидеров, которые сейчас должны появиться. Один из них — господин по имени Майнард, который сделал себе имя на последней Мексиканской войне.

— О, капитан Майнард! Но он не из их компании! Он не иностранец.

— Нет, не иностранец. Но он командовал иностранцами в Мексике! Именно поэтому они и выбрали его лидером.

— Капитан Майнард, должно быть, глуп, — вставил третий собеседник. — Эти революции, происходящие в Европе, не имеют ни малейшего шанса на успех. Он лишь схлопочет петлю себе на шею. Неужели и американцы принимают участие в этом движении?

Тот, кто казался больше информированным, ответил, что нет. Его предположение было правильно, хотя такая правда не делала чести его стране — которая, как декларировалось, была не более чем «Штатами».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века