Читаем Жена-девочка полностью

По меньшей мере двенадцать раз произносили офицеры этот тост — и каждый раз с энтузиазмом, который неприятным звоном отдавался в ушах республиканца. Их полное единодушие еще более усиливало зловещий эффект. Он знал, что французский президент стремится создать империю, но до сих пор он не верил в реальность этой идеи.

И вот теперь, когда он пил в компании посетителей кафе де Миль Колонес, он понял, что это не только возможно, но и вполне реально; и Луи Наполеон в скором времени примерит либо мундир императора, либо саван.

Мысль об этом больно ранила капитана. Даже в такой компании он не смог скрыть своих чувств и выразил их, обращаясь к одному из присутствующих.

— Бедная Франция! — воскликнул он.

— Бедная Франция! — повторил лейтенант зуавов, маленького роста и со свирепым лицом, но тут же повернулся к тому, кто первым произнес это, с вопросом: — Бедная Франция? Что вы хотите этим сказать, месье?

— Мне жаль Францию, — ответил Майнард, — если вы собираетесь создать здесь империю.

— Какое вам до этого дело? — сердито отреагировал лейтенант зуавов. Борода и усы его закрывали рот, в результате чего его речь сопровождалась сильным шипением. — Вас это как-то касается, месье?

— Погоди, Вирокк! — перебил его офицер, к которому собственно и обращался Майнард. — Этот джентльмен — такой же солдат, как и мы. Но он американец и, конечно, верит в республику. У каждого из нас свои политические убеждения. Это не повод не быть друзьями собравшимся здесь!

Вирокк, казалось, был вполне удовлетворен. Свои задетые патриотические чувства он успокоил тем, что вернулся к своим товарищам и, высоко подняв бокал, снова выкрикнул:

— Да здравствует император!

Воспоминание об этой сцене и заставило Майнарда подумать о тревожной атмосфере Парижа.

Тревога окрепла, когда он приблизился к площади Бастилии. Здесь гуляли представители других социальных групп: то место, где добродушные мещане поворачивали обратно, где лакированные туфли и коктейли eau sucre уступали место более грубой обуви и более крепким напиткам. Рабочие блузы замелькали в толпе толпе; казармы по обе стороны дороги были полны солдат, пьющих без ограничений, и, как ни странно, — офицеры пили вместе с ними!

Будучи республиканцем и немало повидав в жизни, включая мексиканскую кампанию, во время которой дисциплина была сильно ослаблена из-за возможной гибели на поле боя, — революционный лидер тем не менее не мог не удивляться увиденному здесь. Он еще более удивлялся, наблюдая спокойно идущих по улице французов, в то время как люди в униформе безнаказанно и неоднократно оскорбляли людей в блузах — крепких и рослых, при том что большинство оскорблявших были просто маленькими хулиганами; несмотря на широкие брюки и развязные манеры, они больше напоминали обезьян, чем людей.

С отвращением поглядев на эти сцены, Майнард повернул обратно к Монмартру. Уже идя обратным путем, он заметил:

— Если французы позволяют безнаказанно издеваться над собой таким болтунам, как эти, я пас. Они не заслуживают свободы.

Эти слова он произнес, когда находился на Итальянском бульваре, направляясь к площади Согласия. Здесь он тоже начал отмечать изменения в поведении гуляющих.

Войска расположились вдоль тротуаров, а также на перекрестках. Отряды войск занимали казармы и кафе, солдаты не были рассудительными и трезвыми, наоборот, они были под властью спиртных напитков, и пили они безо всякого намерения заплатить за это. Владелец бара, который отказывался их обслужить, подвергал себя опасности быть избитым и даже заколотым ударом сабли!

Солдаты довольно грубо обращались с гуляющими по улицам. Иногда компании полупьяных солдат, в быстром темпе проходя между гуляющими, расталкивали их, словно торопились исполнить какие-то не терпящие отлагательств обязанности.

Видя все это, многие обыватели устремились в переулки, чтобы разойтись по домам. Другие, полагая, что солдаты просто дурачатся после парада перед президентом, не видели в этом ничего плохого и не спешили уходить.

Майнард тоже остался.

Пропуская проходящий мимо отряд зуавов, он остановился, поднявшись на ступеньки лестницы дома рядом со входом на площадь де Вивьен. Наметанным, хорошо знающим военных глазом он тщательно рассматривал этих солдат, предположительно арабской национальности, которые, как ему было известно, не так давно грабили прохожих на парижских улицах, прикрываясь тюрбанами Мухаммеда. Он и предположить тогда не мог, что спустя несколько лет эти типы наденут военную форму страны, которую он так ценил за гордый нрав и галантность ее жителей.

Майнард обратил внимание на то, что солдаты уже наполовину пьяны, беспечно качаются и следуют за своим лидером нестройной колонной. Время от времени от них отделялись двое или трое, заходили в кафе или приставали к случайным прохожим на улице.

В дверном проеме, где расположился Майнард, вместе с ним находилась молодая девушка. Это было симпатичное создание, элегантно одетое, к тому же скромное и застенчивое. Возможно, она была «гризеткой» или «кокоткой». Но это не имело значения для Майнарда, он на нее не смотрел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века