Жена-девочка

К одной из таких групп присоединился и Майнард, хотя и не к той, к какой хотел бы. Он был здесь гостем — у него не было особого выбора, поэтому экс-капитан попал в первую попавшуюся группу — там было несколько местных сквайров, которые больше интересовались фазанами, чем прекрасными дамами, пришедшими понаблюдать за охотой.

Среди трех стрелков, к которым присоединился Майнард, не было ни одной леди. Одна или две дамы были здесь с самого начала. Но сквайры, будучи заядлыми охотниками, вскоре оставили своих компаньонов в длинных юбках далеко позади, и Майнард был вынужден не отставать от них и их собак, чтобы не отказаться от дальнейшего участия в охоте.

Продолжив путь вместе с другими охотниками, он также вскоре потерял из виду дам, которые остались далеко позади. Ни одна из них не была молодой или особенно привлекательной, к тому же они, к счастью, имели в сопровождении слуг. И он без сожаления попрощался с ними, уповая на притворное рвение к охоте на фазанов, что вряд ли бы случилось, будь среди дам дочь сэра Джорджа Вернона.

Его настроение было далеко от хорошего, когда шел по парку. Его мучило неприятное воспоминание о той сцене, которую он наблюдал. Он обратил внимание, что дочь баронета отправилась на охоту в компании с молодым Скадамором. Она сделала это добровольно, значит, предпочитала эту компанию любой другой.

Бывший офицер не был опытным охотником, что сказалось на его стрельбе. Несколько раз он вообще не заметил добычу; один или два раза птица, с шумом хлопая крыльями, взлетала перед ним, и он даже не делал попытки нажать на курок или хотя бы поднять ружье.

Сквайры, которые днем ранее отдали ему должное за искусство верховой езды, теперь недоумевали, почему он так плохо стреляет. В глубине души они были рады его неудачам. Однако они видели лишь внешнюю сторону, но не догадывались, в чем причина его неудачной стрельбы.

Через некоторое время он отстал от них; те думали только о фазанах, а он — об одной лишь прекрасной птице, намного более яркой, чем фазаны, сверкающие в листве, и вызывавшей восхищение у всех вокруг.

Возможно, она уединилась в тихой лощине с молодым Скадамором — пользуясь тем, что они родственники — и тот, наверное, нашептывает ей на ушко нежные слова любви.

Эта мысль очень опечалила Майнарда.

Он мог бы ревновать и негодовать, но у него не было для этого никаких оснований. Между ним и дочерью сэра Джорджа Вернона еще не было ровным счетом ничего, кроме нескольких любезных разговоров в присутствии других людей — ее друзей и близких. Ему до сих пор ни разу не представилась возможность поговорить с нею наедине о тех необычных обстоятельствах, которые сопровождали их знакомство, чтобы как-то прояснить отношения между ними.

Он очень хотел и в то же время боялся разговора. То давнее предчувствие, которое тогда, в первую их встречу, посетило его, теперь начало казаться ему обманчивым. Совсем иные чувства теперь владели им, и, когда он оказался один в тихой лесной чаще, с его губ непроизвольно слетели слова:

— Она никогда не сможет стать моей!

— Ты согласна, Бланш? Ты согласна? — таковы были другие слова, не произнесенные, но услышанные экс-капитаном, когда он остановился в роще падубов, прикрывавших его своей вечнозеленой листвой.

Это говорил молодой Скадамор ласковым и нежным тоном.

Ответа не последовало, и тот же вопрос были задан вновь, другими словами:

— Ты можешь обещать мне это, Бланш? Ты можешь?

С замиранием сердца, не дыша, Майнард ожидал ответа. По тону говорившего ему нетрудно было догадаться, что это диалог, и что кузен и кузина наедине. Вскоре он увидел их. Проходя рядом по лесной дорожке, кузены оказались прямо напротив поляны, где притаился Майнард.

Они остановились. Он не мог их видеть. Лица их были скрыты от него колючими пучками падуба, которые нависали достаточно низко. Но колючки не мешали ему слышать каждое слово разговора.

Сладкой музыкой в его ушах прозвучал ответ девочки.

— Я не смогу, Франк! Я не смогу!

Хотя он не знал ни смысла, ни значения обещания, которое она отказалась дать.

Но разъяснение вскоре последовало, и оно дало Майнарду еще большее вознаграждение за перенесенные муки.

— Все ясно, — сказал Скадамор с укором, — я знаю, почему ты не сможешь обещать мне это. Да, я знаю.

— Что ты знаешь, Франк?

— Только то, что видят все: то, что ты питаешь симпатию к капитану Майнарду, который настолько старше тебя, что годится тебе в отцы или дедушки! Ах! И если твой отец узнает об этом, ты знаешь, что будет…

— Даже если б это было так, — решительно парировала дочь баронета, — кто может обвинить меня? Ты забыл, что этот джентльмен спас мне жизнь! Я уверена, что утонула бы, если б не его благородный поступок. Храбрый поступок! Тебе стоило видеть, как тогда огромные волны готовы были поглотить меня. И не было никого, кто рискнул бы подать мне руку! Он в самом деле спас мне жизнь! И что удивительного в том, что я благодарна ему за это?

— Ты испытываешь большее, чем простую благодарность! Ты влюблена в него!

— Влюблена в него! Ха! Ха! Ха! Что ты имеешь в виду, кузен?