Жена дитя

– Можно упаковаться и незаметно съехать, – продолжал он, давая волю своей трусости. – Какая в этом беда? Меня здесь никто не знает; и вряд ли запомнят мое лицо. Но мое имя? Его они знают. Он постарается, чтобы все его узнали, и правда будет встречать меня повсюду! И только подумать,что я при этом теряю – целое состояние! Я был совершенно уверен,что оно мое вместе с девушкой. Мать уже на моей стороне! Полмиллиона долларов – а со временем и весь миллион! Стоит рискнуть жизнью – даже душой! Если уеду, все потеряно: приобрести можно, только оставшись! Будь проклят мой язык, который привел ко всему этому! Лучше я бы родился немым!

Он продолжал расхаживать по полу, пытаясь укрепить свою храбрость для поединка, но все время уступая трусливым инстинктам своей природы.

Продолжая вести этот внутренний спор, он вздрогнул, услышав неожиданный стук в дверь.

– Посмотри, кто это, Фэн, – торопливым шепотом сказал он. – Выйди наружу; и кто бы это ни был, не позволяй ему заглядывать.

Фэн, по-прежнему в костюме лакея, подошла к двери, открыла ее и выглянула.

– Наверно, коридорный. Принес обувь или воду для бритья.

Такова была догадка мистера Свинтона.

Это действительно был коридорный, но не с тем, о чем подумал мистер Свинтон. На этот раз он принес письмо.

Оно было вручено Фэн, которая оставалась в коридоре, закрыв за собой дверь и прижавшись к ней спиной. Она видела, что письмо адресовано ее мужу. Марки на нем нет, и написано оно совсем недавно.

– Кто его прислал? – небрежно спросила она.

– А тебе какое дело, петушок? – ответил служащий отеля, настроенный поболтать со слугой английского джентльмена.

– Да никакое, – скромно ответил Фрэнк.

– Если хочешь знать, – сказал коридорный, по-видимому, смягчившись, – оно от джетльмена, приплывшего с утренним пароходом. Большой черноволосый тип, шести футов росту и с усами шести дюймов в длину. Наверно, твой хозяин его знает. Больше мне ничего не известно.

Коридорный вручил письмо и занялся другими своими обязанностями.

Фэн вернулась в номер и отдала письмо мужу.

– Утренним пароходом? – переспросил Свинтон. – Из Нью-Йорка? Конечно, другого нет. У кого может быть ко мне дело?

У него в сознании промелькнуло, что долги, сделанные в Англии, могут дойти и до Америки. Вопрос передачи документов. Достаточно сделать передаточную надпись. А Свинтон знал, что юристы общаются друг с другом через Атлантику и обмениваются документами.

Может, это один из английских счетов, пересланный американскому корреспонденту за десять дней до срока бесчестья?

Такое подозрение возникло в его сознании, когда он слушал диалог за дверью. Оно сохранялось, пока он не распечатал конверт и не погрузился в чтение.

Прочел он следующее:

«Сэр, как друг капитана Мейнадра и имея в виду происшедшее между вами вчера, я обращаюсь к вам.

Крайне важные обстоятельства требуют нашего присутствия в другом месте. Нам необходимо уплыть из Ньюпорта пароходом, который отходит в восемь вечера. Но до этого времени еще двенадцать часов, которые позволяют разрешить ваш небольшой спор. Капитан Мейнард просит вас как джентльмена прислать вызов побыстрее. Если вы откажетесь выполнить его просьбу, я, в качестве его друга и хорошо знакомый с дуэльным кодексом, оправдываю его за всяческое участие в дальнейших действиях, касающихся этого дела, и буду защищать от любых клеветнических попыток, которые могут возникнуть впоследствии.

До семи тридцати – нам необходимо полчаса, чтобы добраться до парохода, – ваш друг найдет меня в номере капитана Мейнарда.

К вашим услугам

Руперт Роузвельдт,

граф Австрийской империи».

Не останавлияваясь, Свинтон дважды прочитал это любопытное послание.

Содержание письма не взволновало, а напротив, успокоило его.

Что-то похожее на довольную улыбку промелькнуло у него на лице, когда он читал письмо вторично.