Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ)

— Да, мать же! — взвыл Ланнфель сразу двумя голосами, человеческим и звериным, осыпав свои плечи мелкими, искрящимися пластинками, сжимая обеими руками пряди волос супруги — Твою же мать, Эмелина! Так… три минуты. Дольше я не выдержу… Первый и последний раз, бл… Сладкая моя, я не ожидал, что это так… прекрасно! Давай, теперь двигайся. Ну? Как мы с тобой, когда я имею тебя между ног. Это примерно тоже самое.

Да если бы! Уже много, много позже наивная и неискушенная в любовных забавах магичка подолгу мучала себя размышлениями, отчего она тает также, как и он просто от близости его тела? От тона голоса. От прикосновений… От аромата его кожи. Да что там… даже от воспоминаний о том, что происходит в супружеской спальне, когда разум и здравый смысл, позорно ретируясь прочь, уступают место желаниям разгоряченной плоти.

— Я, наверное, жутко развратная, Диньер, — прошептала, ненадолго отрываясь от нравящейся ей ласки — Но я тебя обожаю! И хочу ещё…

Надсадно глухой рык Зверя ожег слух, напряженная плоть дернулась в ладони, когда Эмелина повторила ласку вновь, вобрав в себя его плоть как можно глубже. Льерда ощущала себя то ли пьяной, то ли спятившей с ума, не имея ни желания, ни сил остановиться…

— Не останавливайся! — прошипел он, путаясь пальцами в её волосах — Только не останавливайся…

А она и не собиралась. Эмелина текла рекой и пылала пожаром, попробовал бы кто замедлить поток, либо остановить пал! Никакой магии не хватит, никаких сил… Негде их было взять, просто негде!

Почувствовав, что финал близок, льерда глубоко вздохнула. Аромат Зверя будоражил кровь, а сердце распирала радость от доставленного Своему Мужчине удовольствия.

Неожиданно выйдя из её рта, Ланнфель резко развернул жену к себе спиной. Грубо раздвинув ноги, прижал животом к постели. Войдя сзади и прикусив кожу плеча, двинувшись вперед, заполняя тело супруги собой.

— Ты мягкая внутри, — прошептал, опалив дыханием её щеку — И влажная, Серебрянка… Такая влажная, такая МОЯ!

Нежно коснувшись ладонью живота супруги, спустился вниз. Прижав пальцем тугой, наполненный кровью и страстью комочек плоти, сжал его так, как нравилось Эмми, грубо и сильно, другой рукой лаская груди, пьянея от радости обладания и восторженных женских стонов.

— Еще! — выкрикнула льерда Ланнфель, упираясь руками в постель — Ещё! Убей меня, пожалуйста… Хочу тебя! Обожаю… Зверь МОЙ! Мой, только мой…

Теперь он двигался в ней, ровно безумный.

Воздух, превратившийся в густое, горячее желе, забил горло, все мысли и слова исчезли, уступив место стонам, восторженным, тяжелым и больным, равно как и жуткому ощущению финала… Завершения! Кульминации, близости смерти. Начала новой жизни…

Тела супругов, умерев вместе, вместе же и возродились, сплавившись в одно, прижавшись теперь друг другу, медленно, медленно остывали…

— Люблю тебя, моя Серебрянка.

— И я, миленький! Я тоже очень тебя люблю…

…Много позже, когда Эмелина уснула, прижавшись щекой к теплому плечу супруга, Ланнфель прикрыл глаза, положив ладонь на её живот.

Сон пока ещё не пришел к вольнику, его дрема всегда наступала позже. Только тогда, когда Пара засыпала глубоко, Зверь позволял себе расслабиться, предоставляя и Человеку такую возможность.

«Ну ладно, — снисходительно разрешала Истинная Суть — Теперь можно. Однако, будь начеку, слабак! Сильно не раззявлевай варежку — то. А то придет Ригз, либо ещё какой хрен, и захапает Самку и Дом. Помни об этом.»

Ланнфель помнил, что Человек, что Зверь в нём — они оба не желали делиться. И вот теперь…

…и вот теперь что — то робко тронуло его ладонь.

Инстинктивно отдернув руку, вольник разлепил веки и посмотрел на живот жены.

Там, на бархатистой коже, прямо вкруг глубокого, аккуратного пупка, расплывался причудливый узор.

Бутон неизвестного цветка дрогнув, развернул округлые лепестки. Брызнув из чашечки серебристой пылью, раскрылся полностью.

Второй цветок, появившись рядом, проделал ровно тоже самое, хотя и несколько медленней, чем его собрат.

Немного потанцевав и «покивав» Ланнфелю, оба цветка, свернувшись обратно в бутоны, исчезли прочь, оставив лишь слабо сияющие следы на коже крепко спящей Женщины, да тонкий, очень нежный, едва уловимый аромат ванили и горячего сахара…

«…тягость расписывает тела наших женщин узорами поразительной красоты! — рассказ семейного целителя Гремана легким, бумажным корабликом вдруг выплыл из памяти — Уверяю вас, льерд Ланнфель, это просто потрясающе! Когда — нибудь и вам посчастливиться увидеть это Чудо.»

— Любимая моя, — прошептал Диньер, касаясь губами серебристых следов и теплой кожи драгоценного чрева — Моя дорогая. МОЯ.

Ну да, немного посопливить достаточно было нашему романтику — вольнику. Да и хватит с него. А вот Зверь уже знал абсолютно точно, кто по истечении положенного срока появится на свет. Однако же, делиться этим знанием с Человеком пока не желал. Больно много чести, пф… Пф!

…А меж тем, наступал рассвет. Начало Новой Жизни.

И Завершение Прежней.

Спустя некоторое время…

После всего вышеописанного прошло совсем немного времени.