Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ)

— Да это я её попросила! — горячо зашептала Эмелина, беря мужа под руку и следуя за шагающим впереди Греманом — Кора же воспитательница, а у меня, сам знаешь… пара курсов и «собачий коридор». Она меня научит, как надо то и это… А, вот! «Правила поведения» это называется.

— Да зачем тебе? — искренне изумился льерд — Голову себе забивать…

— Сама так хочу, — ответ прозвучал очень тихо — Мало ли, какой случай… Вдруг пригодится? Ну и вот, чтоб тебя не позорить… Словом, пусть она делает мне замечания. И по языкам, и всё прочее… Диньер, я же только считаю хорошо! Пишу кое как, читаю ещё хуже… Ну, ты понял. Да?

Ланнфель растерялся.

Благоверная, видно, решила его добить! То своими недомоганиями, то вдруг ласковыми взглядами, то внезапными вспышками ревности, случающимися всё чаще и чаще, то… этим вот «чтоб тебя не позорить». Да ещё и произнесенное шепотом, и таким тоном, что теперь у вольника дерёт горло и горит в груди так, словно разожгли там небольшой костерок!

Может быть, правдиво то, спьяну высказанное ею признание? Может, в самом деле влюбилась?

Да нет… Это он, Ланнфель, влюбился! У Эмми же, по меткому замечанию папеньки, вместо мозгов — «ореховая шелуха». Хорошенькая головка Серебрянки мусором забита, как садовая яма перегноем. Так что вряд ли! Скорее всего, просто очередная дурь…

Впрочем, после тщательных расспросов и последующего осмотра льерды целителем, Диньер получил на все свои загадки и домыслы один, но исчерпывающий, ответ.

— Как я и думал, — выйдя из спальни, Греман отер руки влажным полотенцем — Поздравляю, льерд Ланнфель! Льерда в тягости. Всё её нездоровье этим и объяснилось.

— Это точно? — у вольника заложило уши и, кажется, на минуту остановилось сердце — Точно?

— Точно, точно, — покивал целитель — Если б льерда Эмелина была человеком, я бы ещё посомневался. У нас, магов же, всё ясно сразу. Шаррх выписывает на телах наших женщин своего рода «узор», но он виден только другим магам, конечно! Магам, оборотням и тому подобным… Может статься, и вы его увидите, льерд! Это, поверьте мне, просто прекрасно!

Намеренно проигнорировав окончательно обалдевший взгляд Ланнфеля, Греман точно знал, что теперь тупой мужланище слышит и впитывает в память только самую суть разговора, но никак не его подробности и вскользь брошенные замечания.

— В остальном, — продолжил усыпляюще бубнить целитель — Всё также, как и у людей. Нервность, перемены настроения, вспышки гнева, плаксивость и тому подобное. Может несколько измениться даже характер! Советую вам набраться терпения и просто не обращать внимания на эти «всплески». Капли, которые принимает льерда Эмелина, ей только на пользу. Пусть продолжает это делать и дальше… Ну вот, собственно, всё! Теперь видеться будем часто, вплоть до самых родов, льерд. Да и после — тоже. Обрадуйте Бильера! Старик страстно мечтает о внуках, с которыми что — то не торопятся его старшие сыновья…

— Разумеется, — Диньер наконец — то пришел в себя — Завтра как раз к нему собирались. Вот и скажем. А сегодня, Греман… можно ли нам выехать в Призон сегодня? Эмелина этого так хочет! Или, всё же, лучше остаться дома?

Целитель развел руками:

— Да почему нет — то? Прогулка, свежий воздух, впечатления от праздника, это как раз то, что нужно. Езжайте. Отдохните и езжайте. Я же, с вашего позволения, отбуду сейчас. У меня должны быть сегодня к вечеру гости.

Искренне поблагодарив и расплатившись, Диньер проводил целителя.

Когда, приказав сердцу биться ровно, но всё же не в силах справиться с дрожью во всём теле, дикой и жаркой, льерд вошёл в спальню, супруга сидела на краю широкой кровати и натягивала чулки.

— Я догадывалась, — заявила, серебристо хохотнув — Догадывалась, что со мной. Просто, не совсем была увере…

Сорвав её с постели, Ланнфель закрыл поцелуем прыскающий смехом рот.

— Эмми, — выдохнул, с трудом оторвавшись, в кривящиеся, со следами краски, губы жены — Серебрянка, дорогая моя…

Льерда обвила руками шею мужа:

— Рановато, Диньер… Рановато нам дитё! Но… подожди, не ругайся. Знаю, что ты хочешь сказать. По уму рановато, да. И я прежде не хотела, не хотела их вообще. Это честно. Дай сказать, не перебивай… Не хотела ни детей, ни тебя… А теперь хочу. Очень! И не одного… хороший мой! Не одного…

Тут же, совершенно покраснев лицом, она попыталась оттолкнуть прочь от себя супруга.

Всем телом ощущала Эмелина его жар, нарастающую, тяжелую страсть. Неожиданно загораясь сама просто от объятий, прикосновений жестких рук и ноющей, желанной твёрдости, прижавшейся к плоскому пока животу сквозь тонкую, белую шерсть платья.

— Не надо бы пока, миленький! Греман сказал, хоть недельку воздержитесь… Так вот я — то воздержусь, а ты? Ох, льерд Приезжий! Не загулял бы ты у меня…

Прижав Эмелину к себе так сильно, как если бы хотел впитать в себя, Диньер прошептал в мятные, гладко уложенные волосы, скрепленные на затылке блестящими шпильками:

— Не неси бред, Серебрянка. Я тебе когда ещё сказал, измены не будет! Тебе башку сверну, это да. Но и себе оступиться… НЕ ПОЗВОЛЮ.