Жена Дроу

Сидя в углу, прислонившись к холодным бревнам стены, Ника щипая маслянистую лепешку, что сунул ей в руки гном, обдумывала услышанное. Сначала она дернулась, когда при упомянули об оборотне. Но призвала себя не сходить с ума, навряд ли оборотень с Сверной границы, мог быть тем чудоковатым магом к которому привел ее Дорган. Это просто совпадение, что Репрок и окрестности вокруг него, своим спокойствием и “безопасностью”, обязаны страхом, наводимым каким-то оборотнем. Станет ли он для нее проблемой? Если она не надумает прогуляться за стены замка в лунную ночь, то нет. А если, все же, этот оборотень окажется тем самым… Ну, вдруг.

Но Дорган отпустил ее и не станет искать, поняв, что Ника готова заплатить любую цену, чтобы вернуться домой. Он как-то сказал, чтобы она разобралась во всем сама. Он давал ей шанс. Она же его упустила и поняла это, разобравшись во всем слишком поздно. Ее душа, как-то вдруг опустела, потому что как оказалось, Дорган занял ее всю. И как теперь ей быть без него? Мир в котором она сейчас пребывала, хотя бы отчасти, примирял ее с жизнью. Как же она будет без него когда вернется? И зачем ей тогда возвращаться?

Но тут же обругала себя за малодушие. Не станет она опускать руки, раскисать и останавливаться на полпути из-за неудачной любовной интрижки. В самом-то деле, есть у нее характер или нет? Если бы Дорган, назвавшийся ее мужем, любил на самом деле, то не бросил ее на произвол судьбы, а искал бы ее. Видимо, устав биться с ней, он попросту махнул на нее рукой, не ведая какой муке обрекает. Уже не надеясь, что она, наконец, узнает истину о том, что он значит для нее. Дроу!

Как-то, она не удержавшись, осторожно спросила отца Фафра о Зуффе, на что он сразу же ответил, что знать не знает этого язычника. А когда Ника удивилась, почему он решил, что Зуфф язычник, категорично ответил, что “Зуфф” языческое имя. Торговцы тоже не смогли припомнить, чтобы имели дело с кем-то прозывающимся подобным именем: Джеральд из Мексалона лишь задумчиво почесал макушку, а Кнох Примхос из Предрассветной Долины молча пожал своими могучими плечами. Гном думал и припоминал аж три дня, а после решительно заявил, что в тех местах откуда он родом, таким именем отродясь никого не называли, а доведись прийти к нему человеку с таким именем, он бы сроду ему ничего не ссудил.

— Да почему же?

— А зачем бы честному человеку скрывать свое имя под вымышленным? - тоже возмутился гном-ростовщик, но вдруг умолк, задумавшись.

Ника на своем муле подалась вперед, вытянувшись так, чтобы не пропустить ни словечка, что он скажет. Гном, гарцевавший рядом на иноходце, хитро покосился на проскакавшего мимо Рогнара, самого старшего в охране, матерого воина, которому беспрекословно подчинялись все, едущие с обозом. Ника мимоходом отметила скупую улыбку мелькнувшую на суровом грубом лице Рогнара: видимо монашка на муле и возвышающейся над нею гном на иноходце выглядели потешно. Но Нику это не волновало, а вот ростовщика волновало и очень. Он страшно гордился своим племенным иноходцем, каких-то редких южных кровей и считал, что охрана умирает от зависти к нему, тогда как, на самом деле, охрана умирала со смеху, видя как подпрыгивает гном в седле, слишком большом для него, старательно расставив локти. Его иноходец был не просто породистым, но и очень умным, не раз вынося вцепившегося в его гриву гнома, из опасных мест, хотя ростовщик был уверен, что именно он управляет конем. Солдаты так и прозвали их: конь и его всадник.

— На какой-то миг мне показалось, — гном стрельнул на монашку темными глазами, словно решая, как прииет она его слова и стоит ли говорить их ей вообще. — Мне показалось, что от этого имени повеяло магией. Уж поверь мне, мы гномы, разбираемся в этом.

— Я верю, — сникла монахиня. - Это имя когда-то принадлежало могущественному магу.

Чем дальше на север продвигался их обоз, тем реже на их пути попадались деревушки, в которых Кнох и Джеральд с выгодой распродавали свои товары.