- Я бы хотела, чтобы ее любили. Понимаешь, о чем я?
- Я ее всегда любил.
- В таком случае у нас разные понятия о любви, - недовольно заключила Марина, - я принесу кое-что. Ты же хотел увидеть сына?
Эмин выпрямил спину, в упор посмотрев на Марину. Замер, как каменная статуя.
Марина встала и ушла за фотоальбомом.
- Дома тихо слишком, Эмин Булатович, - заметил я.
- Согласен, - издал он, - проверь комнаты.
Я кивнул. Марина вернулась с увесистым альбомом в руках, надеясь, что эта полумера может заинтересовать Эмина. Для начала - возможно. Но не как исходная позиция.
- Где у вас туалет? – спрашиваю я.
Марина отозвалась сразу:
- Перед гостиной направо. Под лестницей. Я провожу.
- Не надо. Сидите, - настойчиво ответил я.
Именно туда я не направился.
До лестницы дошел, но не вниз, а наверх устремился. Здесь было несколько комнат. Одна – принадлежала Диане. Я сразу догадался по женским вещам, раскиданным впопыхах.
Дурное предчувствие не дало покоя. Я стремительно ворвался во вторую спальню. Это оказалась детская.
- Сука, - проматерился я. Так и знал.
Ребенка здесь не было. Даже спящего.
- Пиздец, - выдохнул я. Эмин будет в ярости. Озвереет в край. Головы с плеч полетят. И с моей в первую очередь.
Глава 24
Диана
- Мамочка, это все из-за меня?
Я бы все равно уехала.
Просто не сегодня, а завтра. Вещи были собраны, бензобак заправлен. Я обещала себе уехать. Я и без того больше четырех лет пробыла на одном месте, а это было чревато, ведь у Эмина всегда было много врагов.
- Нет, сынок. Ты ни в чем не виноват.
Я натянула улыбку, не отрывая взгляда от дороги. Сосредоточенность и отсутствие негативных эмоций – лучшие составляющие для длительной поездки.
- А кто виноват? Папа?
Немного помолчав, Эльман посыпал соль на рану:
- У папы красивый голос.
- Сынок, поспи немного? – моя просьба вышла тревожной, дерганой.
Я бросила взгляд в зеркало, встретив в нем наивный взгляд серых глаз. Рядом с коробками с вещами сидел сын. Мы ехали почти час, за это время он успел поспать в детском кресле, оттого был немного сонным.
- Не хочу спать.
Я не нервничала. Совсем. Просто не ожидала, что сын будет отзываться об Эмине столь подобострастно. Что так любить будет по сути чужого мужчину. Что так рваться будет до слез в глазах. Его слезы становились моими слезами.
Но я не могла иначе.
Раньше я верила в любовь Эмина. Знала, что максимум, что он сделает мне – это причинит боль. Но за год его любовь превратилась в одержимость, и я забеременела. Теперь прошло четыре года, и я боялась даже думать, куда его свела кривая.
Точно не к любви.
А теперь - когда Эмин говорил с сыном, когда услышал голос Эльмана - его не остановит моя бабуля. Теперь зверя не остановит даже Дамир, ведь максимум, на что может претендовать Алиев – это на меня. Сына Эмин все равно заберет, а я этого не переживу.
Такого, как Эмин, остановит лишь другое государство. Польша – место, где мы останемся наедине, но на равных. Не пленница и ее хозяин, а мужчина и женщина.
Я не глупа и не наивна, и я прекрасно понимаю, что Эмин ищет и найдет нас. Зверь будет искать и не остановится, пока не найдет нас. И я – его поискам не помеха.
Разговора, как и встречи, не избежать. Мой побег ничего не даст, кроме… нейтральной территории. Если бы сегодня мы с сыном остались в Калининграде, завтра утром меня насильно бы привезли в Волгоград. В золотую клетку, которая порождает лишь боль. А Польша – это мой личный гарант. Откуда он не увезет меня насильно.
- У меня скоро день рождения. Бабушки не будет рядом, да? – спросил Эльман.
- Я сожалею, сынок. Твой день рождения мы отметим без бабушки. Помнишь, ты недавно мне сказал, что хочешь отправиться в путешествие?
- Помню.
- Так вот, мы едем в Польшу. Там у тебя появятся друзья, соседи. Ты сможешь дружить с другими детьми. Ты давно об этом мечтал, помнишь?
Эльман был недоволен. Он отвернулся и поджал губы, прямо как Эмин.
Я тихо вздохнула: ничего, он просто еще не знает, что такое страх. Я взяла это чувство на себя еще в тот день, когда рассказывала Эльману о папе лишь самое хорошее.
Дети не должны знать, что в мире бывают пощечины, боль, унижение. Им нужны сказки и небылицы, а все свое взрослое нам нужно оставить при себе. Не рушить образ образцового и любящего отца вердиктом «бывший бандит и убийца».
- Когда я говорил с папой, он обещал приехать. А мы уехали.
Я чуть притормозила, потому что в глазах все поплыло. Нельзя останавливаться, нельзя плакать.
- Эльман, прошу, - взмолилась я, - за что ты так со мной, сынок? Так нужно. Пожалуйста, пойми меня.
Я шмыгнула носом. Да, больно. Но все пройдет. Нужно ехать дальше.
Это сложно объяснить, но чувство самосохранения вынудило меня бежать на нейтральную территорию. Без оглядки бежать. Погрузить коробки в свой старенький внедорожник Тайота, сказать бабушке: «До встречи» и перестать надеяться на эту встречу.
Потому что теперь там, где бабушка, стало слишком опасно.