– Хм… Ну предположим, фрак ты мне потом вернул. Правда, он оказался грязный, и рукав был оторван. Мне пришлось отдавать его в починку и самому заплатить за ремонт, хотя это твоя вина. А вот швейцарские часы, память о моем отце и его подарок, которые я тебе одолжил по дружбе, а ты не вернул, да еще и без моего согласия заложил у Ашера, вот этого я тебе не могу простить! Я к нему пошел, думал, что успею их выкупить, но было уже поздно: они были в сломке . А эти часы мне были дороги, как никак, подарок моего покойного отца. Они и по деньгам дорогие. Да что тебе это объяснять, ты же не дурак. Я, кстати, заметил, что у тебя память на деньги, которые тебе одалживают, почему-то короткая. Но я подстраховался и взял за часы расписку. Где же она… а вот! – с этими словами Жардецкий пошарил в кармане жилета и вытащил оттуда какую-то бумажку, торжествующе помахав ею перед лицом Петра. – Узнаешь свою расписку?
– Нет. Дай-ка, я погляжу, – хмуро попросил тот. – Однако ты тогда обещался ее порвать…
– Не в моих принципах уничтожать ценные предметы. Да ты сам посуди! Как я мог тебе такое пообещать, если расписка должна храниться как музейный экспонат до тех пор, пока ее можно будет со спокойной совестью выкинуть в мусор, – напыщенно воскликнул Жардецкий. Он аккуратно свернул листочек и с ухмылкой спрятал его в нагрудный карман.
Петр задумался, потом с обидой заметил:
– Какой же я глупец! Поверил… Вы с Дмитрием воспользовались моим положением. А ведь я к вам искренне привязался, думал, вы мне товарищи, а оказывается…
– Да брось ты. К чему эти обиды. Всё это пустое! Вот матушка твоя умная женщина. Я это сразу понял, как только она со мной заговорила, – сказал Жардецкий. Заметив, что Петр с недоверием глядит на него, потребовал: – Ты всё же поясни, почему так думаешь про нас.
– Так я отдал вам свои векселя на четырнадцать тысяч рублей, и вы заверили меня, что они с лихвой покроют все мои долги. А теперь оказывается, что векселя у вас, долги при мне так и остались, – пробормотал Петр. Он растеряно смотрел на Жардецкого. Тот едва сдержался, чтобы не расхохотаться и расплылся в слащавой лживой улыбке.
– Бланки твои на месте, за них даже не беспокойся. Все хранятся у Массари. Сейчас сам в этом убедишься. Да ты же сам просил их оставить. А Дмитрий Николаевич, как порядочный и ответственный человек, никого еще не подводил, за это я ручаюсь головой. К тому же у него есть определенное положение в юридическом департаменте! Вчера мы объяснили тебе предстоящее дело, и ты согласился участвовать. А сегодня бац! Даешь задний ход… Право, не понимаю, чего тебе еще нужно? Бумаги должны быть в деле, чтобы приносить доход. И в твоем положении я бы не артачился. Мы с Дмитрием относимся к тебе по-товарищески: вспомни, сколько для тебя уже сделали… И зря ты на меня нагородил черт знает что! Обвинил в обмане, выставил в неприглядном виде. Нехорошо, брат, как же нехорошо, ведь я за тебя перед Дмитрием Николаевичем поручался, – в голосе Жардецкого проскользнула обида.
– Хорошо, я поеду, – кивнул головой Петр, поддавшись на его уговоры.
Но Жардецкий солгал, уверенный, что Петр, будучи мертвецки пьяным, на следующий день уже ничего не вспомнит о каком-то своем согласии.
Поселившись на квартире Жардецкого после кражи векселей, Петр сначала никому не собирался их отдавать на хранение, рассчитывая распорядиться ими по своему усмотрению, но живя как и прежде. Однако в один из дней, пребывая в сильном подпитии, проговорился. Мошенники вцепились в него мертвой хваткой и в конце концов убедили отдать векселя на хранение Массари, пообещав за это, что так он покроет свои долги, а заодно заработает проценты на финансовых операциях.
Петр нуждался в деньгах. Надеялся спустя время вернуться домой с повинной головой, просить прощение, объяснив кражу шантажом и угрозой убийства со стороны дружков. А так как матери в тот момент дома не было, то ему и пришлось без спроса взять деньги, чтобы спасти свою жизнь и прочее, прочее. Так представлял он себе свой разговор с матерью, в глубине души и страшась его, и понимая, что прощения не будет.
10
Выйдя на улицу и подозвав извозчика, они поехали на Тверскую. Расплатившись, вошли в подъезд и поднялись на второй этаж, где позвонили в квартиру, занимаемую губернским секретарем Дмитрием Николаевичем Массари.
Их уже ждали. Денщик сразу же отворил им дверь и проводил в небольшую, скромно обставленную гостиную, которая явно давно не проветривалась, отчего в воздухе держался стойкий запах терпкого французского парфюма и крепких сигар.
Отсутствие в обстановке любых предметов, которыми обычно принято украшать жилища, чтобы придать им уютный обжитой вид, не считая сразу же бросившегося в глаза искусно черненого серебряного ящичка, стоящего на комоде, явно указывало, что здесь проживает прирожденный холостяк.