Жена и дети майора милиции

В двенадцать лет влюблялись до потери сознания, до отнятия рук, ног и речи. А он в свои семьдесят два года об этом думать не смей. Не все, конечно, в двенадцать лет влюблялись. Красавица Соня никого не любила. Все ждала себе достойную пару, так и осталась в девушках. И не жалеет. Она уже давно Софья Петровна, директор круиза по Дунаю: шикарный пароход, идеальная чистота, великолепная кормежка. Семь стран посещают туристы, включая капиталистическую Австрию. И вот эта вечно красивая нарядная Соня, похожая на оттанцевавшую свое балерину, говорит о нем, как о живом покойнике:

— Какая любовь! Обыкновенное мужское упрямство и глупость.

С ней он не церемонится.

— Что ты в этом понимаешь? И вообще чего прицепилась? Наследства я не оставлю, нет ничего. Квартира отойдет государству. Какая тебе разница, женюсь я, не женюсь…

— А репутация? — напомнила Соня.

— Чья?

— Твоя, конечно. Между прочим, мне интересно, чем могла тебя приворожить эта нафталинная дама? Своей родословной? Она графиня? Княгиня?

— Она царица.

Соня развеселилась.

— Посмотри на себя в зеркало. Ну зачем тебе царица?

— Я не могу тебе этого сказать. Ты не поймешь. Произошло то, что из всех людей, которых я знаю, понимает и любит меня только одна она. Как я могу отказаться от любви и понимания?

— Хорошо, что этого не слышит мама, — сказала Соня, — я имею в виду твою покойную жену.

— Я говорил с ней, она не возражает. Кстати, ты могла бы сходить к ней на кладбище.

— Ей уже это не нужно.

— Тебе не нужно. Пятеро детей, а могилу убирает Татьяна Аркадьевна.

— Это она так втирается к тебе в доверие, замуж таким образом за тебя выходит.

Всё дети забыли — как росли, как терзали Алексея и Алю своими настоящими и мнимыми несчастьями. Конечно, были радости, веселые часы и минуты, но больше все-таки было заботы и страхов. Насчет их будущего в том числе. Кем станут, что за мужья-жены рядом с ними появятся? В семье детей должно быть не больше трех, пятеро многовато. В современной, разумеется, жизни, в семье, живущей на две средненькие зарплаты. Забыла Соня свои детские обещания: я тебе, мамочка, как вырасту, сапоги французские куплю; а тебе, Алеша, как вырасту, мотоцикл подарю. Ну, выросла, и где же сапоги, где мотоцикл? Так что правильно он наложил на них оброк, берет по десятке. Добровольно они себя на такую сумму не ограбили бы. Да и не бывает у них никогда лишней этой десятки. У Сони, например, последняя модель «Жигулей». Съедает машина Сонины доходы. «Только подсоберешь денег, — говорит Соня, — хочешь себе новый плащ или куртку купить, а тут распредвал полетел». А без машины Соне нельзя. Во-первых, привыкла к ней, а во-вторых, что за директор круиза без машины?..

— Алеша, — говорит она, — не женись, а выдай лучше меня замуж. Найди какого-нибудь благопристойного мужа. Я ему буду рубашки из Будапешта привозить и туфли из Братиславы, а он будет меня за это носить на руках.

Он ценит Сонин юмор и отвечает:

— Тебя носить легко, в тебе никакого веса.

— У меня административный вес, — отвечает Соня, — я директор. А ты — старый и милый: нету больше в природе таких дураков, которые жен на руках носят. Хочешь, я тебе буду привозить рубашки и туфли?

— Не привезешь. Помнишь, в детстве обещала: мотоцикл подарю, — а где он, этот мотоцикл?

С сыновьями разговор о предстоящей женитьбе и вовсе не получался. Покладистый, добродушный Костя, и хмурый бывший красавец Василий, и родной сын вспыльчивый Артур одинаково не выносили этой темы.

— Алеша, ну ты как маленький. Сколько можно? Если решил, то действуй: женись и ставь точку.

— Правда, папа, надоело.

Он не любил их в такие минуты. Какая жуткая неблагодарность. Хоть бы вспомнили по одному эпизоду из своей жизни, когда он их поддерживал, выручал. Забыл Костя, как провалился в архитектурный, а тут повестка из военкомата.

— Я не пойду. У меня золотая медаль. Это несправедливо. Я уеду, как будто не получал этой повестки.

И уехал бы, наделал бы себе беды.

— Это, Костя, как на войну, тут не спрашивают: хочешь — не хочешь.

Из армии Костя вернулся взрослым, в архитектурный поступать не стал, пошел на завод. И Василия сманил на завод. Высокие разряды, квартиры, заработки. Алексей Ильич сказал Василию: «На первой, которая в тебя влюбится, женишься на всю жизнь». Очень уж был неотразим малый, магнитом притягивал к себе слабый пол. Василий выслушал угрозу и поинтересовался:

— Они будут влюбляться, а я — на каждой женись?

— Не на каждой, я сказал «на первой».

— Но я-то при чем? Как я могу им запретить влюбляться?

— Все в руках порядочного человека. Дай вежливо понять, что влюбляться в тебя не надо.

Не мог ни забыть, ни простить ему Манечкину любовь.