Жена или жертва?..

— Как ты себя чувствуешь, любимая? Номи считает своим долгом распоряжаться в доме и заботиться обо всех его обитателях. Я рад, что ты позволила ей это.

Я ничего не ответила мужу. Мне хотелось расспросить его о том, что он в действительности думает о капкане, но я понимала, что сейчас не время для такого разговора, поэтому просто уселась в свое кресло, стоящее на помосте, и позволила Гленну развернуть меня так, как ему требовалось.

Когда Гленда и ее отец поднялись в мансарду, он работал полукруглым долотом и деревянным молоточком. Гленда даже не взглянула в нашем направлении, сразу же пройдя на свою собственную территорию.

Колтон остановился посреди студии на нейтральной территории, и я еще раз подумала, как красив этот мужчина с серебристыми волосами, сильным лицом и едва заметными морщинками возле глаз.

— Я услышал прогноз погоды по радио. Синоптики обещают сильный снегопад, — сказал он. — Он начнется здесь вечером, поэтому я собираюсь отправиться в Нью-Йорк сегодня, так как к завтрашнему дню дороги может замести снегом. Гленн, я попрошу тебя помочь мне погрузить картины в автомобиль. Но сначала мы обсудим ваши работы. Гленн, Дина, — позвал он нас, — давайте пройдем на территорию Гленды. Мы начнем с нее.

Его дочь была явно не в восторге от этого решения. Она стояла с обиженным видом, не двинувшись с места, чтобы принести свою работу и поставить ее на мольберт, до тех пор, пока отец не велел ей сделать это.

Она молча представила свои наброски, и я начала с интересом рассматривать их.

Художница пыталась разными путями подойти к образу Кейта, но, несмотря на ее талант, что-то не получалось. На рисунке акварелью мальчик стоял в лесу, прислонившись к дереву, как в день приезда Гленды. Приклад его ружья опирался на землю, а правой рукой он придерживал дуло. Портретное сходство было бесспорно, но в рисунке чего-то не хватало.

— Здесь нет жизни, — заявил Колтон и повернулся к сыну за подтверждением.

Гленн с сочувствием посмотрел на сестру.

— Боюсь, что это правда, Гленда. Нельзя отнести это к твоим достижениям.

Она показала нам работу маслом. На этот раз мальчик стоял на берегу озера, одной рукой держа за уши убитого кролика, а другой опираясь о ружье. Все детали были тщательно выписаны, но лицо Кейта Гленда не прорисовала.

— Твои пейзажи становятся все лучше, — заметил Гленн. — Возможно, ты слишком любишь мальчика, чтобы изображать его в своей характерной манере. В том, что ты делала раньше, всегда было что-то острое, злое. А на этот раз рисунок получился слабым, без вкуса и запаха.

Гленда схватила кисть и сломала ее.

— Прекрати! — резко сказал Колтон. — Ты избаловалась, моя дорогая. Мы всегда превозносили тебя до небес, и это было справедливо, но у каждого художника бывают периоды, когда работа не идет. Это как раз твой случай. Полагаю, тебе надо поработать над движением. Оба рисунка статичны. Тебе это не свойственно. Ты сама очень подвижное создание, моя девочка. Ты не стоишь спокойно — и твоя работа тоже должна двигаться.

— Ты могла бы изобразить Кейта сдирающим шкуру с этого кролика, — сухо посоветовал Гленн. — Я уверен, что мальчик сделал бы это по твоей просьбе.

Гленда сморщила носик.

— Я не люблю животных с ободранной шкурой.

— Возможно, — согласился Гленн. — Ты предпочитаешь стрелять или ставить на них капканы.

Он впервые затронул тему сегодняшнего происшествия.

Гленда убрала свои наброски с мольберта и разорвала их один за другим. Колтон с презрением посмотрел на нее и перешел на половину сына.

Гленн подошел к алебастровой головке с таким видом, словно собирался защищать ее, и я поняла, что он смертельно боится услышать от отца беспощадный приговор. Он чаще, чем Гленда, подвергался критике, но эта работа слишком много значила для него, и я боялась, что резкие слова могут погасить то созидательное настроение, которое владело моим мужем с тех пор, как мы приехали на озеро Серых камней.

Но мы беспокоились напрасно. Колтон по достоинству оценил мастерство сына. Он обошел вокруг головки, и глаза его засияли, а лицо оживилось.

Я так волновалась за Гленна, что даже не смотрела на скульптуру. Но теперь, когда его отец одобрил работу, я наконец успокоилась и рассмотрела алебастровую головку, убеждаясь, что мой муж действительно создал великолепное произведение искусства.

И все же я не осознавала свою роль в этой работе. Мне казалось, что я просто сидела на своем кресле и позировала. К тому же это не был мой портрет. Черты лица были моими, но оно уже обрело свою, независимую от меня жизнь.

Скульптура, казалось, была создана изо льда. Ее подбородок был приподнят, словно в нетерпеливом ожидании превращения в существо из плоти и крови. Женская головка и часть длинной шеи словно выступала из камня. Обнаженное плечо было слегка приподнято, как будто заключенная в глыбе наяда пыталась освободиться от холодного материала, не желавшего выпускать ее из своих недр. Лицо выглядело живым, но, казалось, принадлежало существу, в котором не было ничего человеческого — красивому, безмятежному и холодному. Это определенно была не я.