Сердце Маши начало громко стучать, предчувствие наползало темной тучей. Она склонилась над одной из могил и рукой откинула опавшие листья. Первое, что бросилось ей в глаза, это было имя на скромной плите. «Раб Божий… Колов!» Она закрыла глаза и опустилась на землю. Вот я и нашла тебя, вот мы и встретились! Как жестоко посмеялась судьба, что последнее прибежище Михаила оказалось недалеко от их имения! Это укор, перст Божий, направленный прямо в ее сердце! И стыд, боль, раскаяние с новой, ранее неведомой ей силой нахлынули на нее, да так, что ей показалось, что это не рыдания, а прямо кровь из горла хлещет! Юха с ужасом видел, как молодая госпожа плачет, бьется, прямо заходится на неизвестной могилке. Он переминался с ноги на ногу, а потом осмелился и попытался поднять девушку с холодной земли. Маша, размазывая слезы по щекам, припала к плите, желая целовать то, что осталось от бедного Миши. Но что это? Сквозь пелену слез она прочитала: «Раб Божий, кадет Морского кадетского корпуса… Михаил… Колов-Ремезов. Утонул… 21 июня 189… года». Двойная фамилия. Разве у Миши была двойная фамилия? Да он уже давно не был кадетом!
Маша оторопело еще и еще раз читала надпись на надгробной плите. Что же это значит? Да он ли это? Она потерла лоб. Мучительно вспоминался тот страшный день, когда она узнала о гибели Михаила. Газета, она прочитала газету, сложенную… сложенную… Она не видела продолжения текста, вторая часть фамилии – Ремезов – могла оказаться на другой стороне! Но ведь эту газету ей принесла мать, и она же потом отказалась ей дать ее еще раз, отговорившись, что не хочет нового всплеска переживаний. Но что же это получается, стало быть, Миша не погиб, он жив, и мать знала это! Миша жив, а она, его невеста, замужем за другим! Но ведь тогда к ним приезжала и Аглая, значит, и она знала про газету! Нет, не может быть! Как же свершился такой чудовищный обман! Мама не могла… Или могла? Сразу, как по команде, память начала услужливо подбрасывать разные мелочи, которым Маша доселе не находила объяснений. Взгляды, интонации, странная поспешность с отъездом из столицы, скоропалительная свадьба.
Она долго сидела у могилы неизвестного ей Колова-Ремезова. Потом встала, посмотрела на залив и тряхнула головой, видимо, приняв важное для себя решение. Перед тем как плыть обратно, она взяла с Юхи слово, что он никому, даже Генриху, никогда не расскажет об увиденном. Впрочем, как он может рассказать, если его понимает только она?
Глава 13
За окном бушевала непогода. В доме с утра топили печи и камины, ярко горели лампы, но ни пламя камина, ни свет ламп не могли разогнать сумрака, наполнявшего комнаты, словно день так и не забрезжил. Такой же мрак царил в душе у Маши, но она не подавала виду. Аглая Францевна и Генрих сидели в гостиной, когда невестка вошла быстрым шагом и решительно заявила:
– Я очень беспокоюсь о маменьке. Она не шлет мне ответов на письма. Боюсь, уж не расхворалась ли совсем! Придется мне поехать навестить ее!
Корхонэны с недоумением переглянулись.
– Но… – растерянная Аглая Францевна в первый момент не могла придумать причину для отказа. – Ты не можешь отправиться одна, без нас, а мы зимой в Петербург не ездим!
Какая нелепая ложь, особенно если вспомнить, что в прошлом году Корхонэны прибыли в столицу именно на исходе зимы.
– Нет никакой необходимости ехать со мной, я прекрасно доберусь сама! Прикажите только лошадей подать да отвезти меня на вокзал в Выборг.
– Тогда тебя должны сопровождать Кайса и Юха, – продолжала настаивать баронесса.
– К чему эти сложности? Я остановлюсь в нашей с маменькой квартире, а не в роскошных гостиничных апартаментах. А там нет места для многочисленной прислуги.
Маша усмехнулась. Она представила себе, как нелепо выглядело бы ее появление в огромном старомодном экипаже, с горничной и одноухим Юхой в доходном доме, заселенном небогатыми жильцами. Нет, она приедет домой не баронессой Корхонэн, а прежней Машей Стрельниковой.
– Что ж, если Мария Ильинична решила, пусть едет, – подал голос муж.
По его тону Маша поняла, что ее затея не находит одобрения.
– Вероятно, тебе понадобятся деньги, я выдам тебе необходимую сумму.
Генрих внимательно смотрел на жену, пытаясь понять истинную причину ее скоропалительного отъезда, но она выдержала его взгляд, в ее лице не промелькнуло ни тени сомнения, ни предательской дрожи.
– Вещей я много не возьму. К чему? Я ведь ненадолго. Погляжу на маменьку, уверюсь, что с ней все в порядке, – и назад! – Маша говорила нарочито бодрым голосом, глядя прямо в глаза мужу. – Ничего, багаж носильщики донесут, извозчики довезут!