Жена из России

Только девочка, едва родившись, умерла по непонятным врачам причинам. У нее были такие крохотные пальчики...

- Я говорила, что нужно было сделать аборт! - заявила свое излюбленное с трагической интонацией Инна Иванна.

Совершенно обезволевшая Маша долго билась в слезах по вечерам на диване, без конца повторяя:

- Моя рыженькая!..

Девочка очень напоминала рыжеватого Закалюкина.

Он отнесся к смерти ребенка довольно равнодушно, чем по-настоящему потряс и окончательно оттолкнул от себя Маню. Она стала передергиваться от его шагов.

- Что, теперь не жить? Несчастен тот, кто не умеет переносить несчастья, - изрек Закалюкин.

Он был абсолютно прав. Именно этого Маша ему простить не сумела.

Вообще-то, никаких особо тяжких грехов за ним и не водилось, их нельзя было найти даже при всем желании. Пожалуй, за ним числился один- единственный недостаток: Антон не любил, когда Маня ходила в брюках и джинсах. А она их носила круглый год. Они шли ей, длинной, мальчиковой девочке. Закалюкину нравилась другая униформа: он предпочитал женщин на каблучках, в разлетающихся юбках и кружевных блузончиках. Снова кому-то не подходила Манькина одежда...

- Ты чересчур неформальная, - критикнул муж как-то Машу. - Что значит совсем без всяких форм. Хотя, сказать по правде, тебе это даже очень идет... Подходит на все сто.

Положительность Закалюкина и его вечное олимпийское спокойствие раздражали Маню все сильнее и сильнее. Она возненавидела его любимый девиз:

- Я не дергаюсь, даже если несу полную чушь.

И поняла, что жить с флегматиком - непростое удовольствие, а на нее, Машку, слишком трудно угодить. Кто же ей, в конце концов, нужен? В глубине души она прекрасно знала ответ на этот вопрос, но предпочитала прикидываться перед самой собой полной идиоткой. Понимала, что нельзя идти вперед, постоянно оглядываясь назад. И обязательно все будет хорошо, даже если все будет плохо...

- Ты не любишь меня, - однажды вечером задумчиво и равнодушно сказала Маня Закалюкину. - И никто никогда меня не любил. Это постоянка.

Обыкновенная констатация факта. У них чересчур разный ритм жизни, они живут и существуют в разных режимах, в этом вся разница. Не в лом. Но ведь и она никого не любит... Никого?! Опомнись, Маня! Закалюкин - это еще далеко не все... У него просто деньги всегда в другом банке...

Эту фразу она выхватила из одной истории о Станиславском. Как-то великий режиссер задал студентам этюд.

- Представьте: вы положили свои большие и последние деньги в банк. А минуту назад услышали, что банк лопнул, и вы разорены. Ну и как вы отреагируете?

Студенты начали играть в силу своих способностей и воображения: рыдали, кричали, падали в обморок... Но один спокойно остался сидеть в углу и с интересом наблюдал за происходящим.

Когда этюд закончился, понемногу закипавший Станиславский мрачно спросил словно отсутствующего студента:

- И почему же, вы, юноша, не играли, а сидели сиднем на стуле? Вас все это не касается?

Студент невозмутимо ответил:

- А у меня деньги в другом банке!

Антон внимательно посмотрел на Маню.

- Вспомнила детское гадание на ромашке "любит - не любит"? Зачем? А ты сама-то себя любишь? Понимаешь, люди всегда видят и замечают в тебе то, что ты сама в себе видишь. И относятся к тебе так, как ты к себе относишься. А ты все время пытаешься смотреть на себя глазами окружающих, взглянуть со стороны. Часто самый злейший враг человека - он сам. Это не лечится. Ты - чересчур обидчивая девочка. Слишком високосная.

- И это вся правда? - пробормотала Маша.

Антон покачал головой.

- Всей правды не бывает - вот это и есть единственная правда. А в душе, знаешь, все всегда находится отдельными файлами: дети, женщины, родители... Там не так много места, чтобы любить всех сразу. Души на всех не хватает - она не резиновая. Либо песни, либо пляски!

- Чьей души? - спросила Маня.

- Любой, без уточнений, - холодно отозвался Антон. - Личности здесь ни при чем. Запомни, в любой!.. Ты ведь умеешь вязать, значит, тебе знакомо главное правило: если не можешь легко, без сожаления распускать, вязать никогда не научишься. Умей проигрывать!

- Да я всю жизнь только этим и занимаюсь! - взорвалась Маша. - И, по-моему, уже давно замечательно умею! Проигрывать до бесконечности тоже невозможно!

Знаешь ли, понимаешь ли, помнишь ли...

Она не поверила ни одному слову Закалюкина. Смерть девочки словно навсегда разорвала и без того слабые, гнилые семейные ниточки, погасила все дохлые, еле теплящиеся огни. Рыженькая малышка унесла с собой неустойчивый покой и блеклые надежды. Маша поняла, что снова, как всегда, придумала себе мужа, семью и счастье. Она хорошо запомнила простой и справедливый вопрос Антона:

- Что, теперь не жить?..

Только это был совсем не вопрос...

7

В какой-то неизвестной ему далекой российской газете под названием "Известия" все перепутали.

Бертил давал объявление, что ему нужна жена в возрасте от сорока до сорока пяти лет, а напечатали - от тридцати до пятидесяти. Кто ведает, почему... Логики этих таинственных русских газет ему никогда не понять. Цифры ведь одинаковы на всех языках мира.