Жена изменника

Набирающее силы солнце миновало зенит, и Марта уже успела развесить на низком кустарнике выстиранные рубашки и короткие штаны и теперь следила за уровнем кипящей воды в большом чугунном котле для стирки, одновременно приглядывая за Уиллом, маршировавшим по двору взад-вперед с палкой на плече. Мальчик явно подражал Томасу, который именно так обычно держал длинный ствол своего кремневого ружья.

Спокойная, уединенная подготовка к стирке умиротворяла своей обыденностью после сумасшедшего утра, когда пришлось организовывать защиту дома от чумы. О вспышке заразы Тейлоры узнали от своего ближайшего соседа, прокричавшего им эту новость с дороги, — во избежание контакта он даже побоялся зайти во двор. Все притолоки Марта смазала уксусом, обкурила комнаты шалфеем и, несмотря на теплый ветерок, несущий в дом запах только что распустившихся ирисов, плотно закрыла все окна, чтобы дурной ветер не занес к ним страшную болезнь.

С Томасом она перекинулась не более чем десятком слов с того вечера, когда он рассказывал о волкодаве Гелерте, и смысл легенды — или его отсутствие — мучил ее так, как если бы она проглотила снетка целиком и его кости все топырились у нее в желудке, хотя мясо давно переварилось. Жаркая, пронзительная ярость, которую она ощущала после нападения волков, прошла, и с ней прошли ночные кошмары, но теперь вместо злости она испытывала нетерпеливое, почти враждебное любопытство: что за человек этот валлиец.

Марта вытащила из передника малюсенький кусочек, отломанный от сахарной головы, и подозвала Уилла. Улыбнувшись азарту, с которым тот пытался схватить лакомство, Марта сначала подразнила его, а потом сама положила сахар на язычок мальчишке. Потянув к себе, усадила его рядом на сохнущую траву, и солнце жаром разлилось по их спинам.

— Так что ты знаешь о Томасе? — спросила Марта.

— Томас был далеко-далеко в Лондоне, — ответил он, причмокивая.

— Ты хочешь сказать, в Нью-Лондоне? — с сомнением переспросила она.

Уилл потянулся к карману ее передника, требуя еще сахара, но она отвела в сторону его руки и покачала головой.

— Еще! — потребовал он, открыв рот, как птенчик.

— Тогда отвечай, — сказала она с напускной строгостью.

— Он был в Лондоне, старом Лондоне, и вместе с Кромвелем сражался против короля. Мне Джон рассказывал. А тебе нет!

Уилл начал ёрзать, и Марта поняла, что успеет задать ребенку совсем немного вопросов, прежде чем он убежит.

— А еще что? — спросила она, взяв его ладошки в свои и удержав непоседу еще на мгновение. — Скажи, и я дам тебе сахарку.

— У него есть большой... большой... — Уилл запнулся, отвлекшись на белку, которая грызла в саду семечко.

Марта потрясла паренька за руки, чтобы тот обратил на нее внимание:

— Что у него есть, Уилл?

— Большой деревянный сундук, — ответил он, следя за белкой. — У кровати стоит.

— А что в сундуке?

— Мундир. Старый красный мундир.

Мальчик выдернул руки и помчался за зверьком, потрясая палкой.

Мундир, подумала Марта, разочарованная. Ничего особенного в мундире нет, если, конечно, в сундуке не спрятано что-нибудь посущественнее. Сахарная голова почти вся кончилась, и Марта задумалась, сколько сведений она сможет вытащить из мальчишки взамен на эти остатки или же на пирожок с мясом.

Весь день она то и дело задавала ему вопросы, но Уилл рассказал лишь то немногое, что слышал или видел собственными глазами: что Томас сражался со старым Карлом во время войны в Англии и что он всегда держит свой деревянный сундук рядом с изголовьем кровати. В конце концов Марта сдалась, да и Уилл уже начал смотреть на нее, как гусь смотрит на мясника, который стоит перед ним с пучком петрушки в одной руке и топориком в другой.

В ту ночь, лежа в постели, она обдумала то немногое, что рассказал Уилл, и решила, что, когда придет утро, сама напрямик спросит Томаса о его прошлом. Ее пальцы потянулись к тому месту под подушкой, где прощупывались ровные края красной книжечки. Марта еще не решилась вырвать, как собиралась, те страницы, которым доверила мучившие ее мысли. Книжка казалась ей какой-то единой сущностью, почти что живой. У нее имелись позвоночник и кожа, а под обложкой — жесткие, шелестящие страницы, бьющие по воздуху, как птичьи крылья. Выдергивать из нее блестящие листы бумаги значило то же самое, что выщипывать у живого гуся белые перья. Марте подумалось, что если она так и не решится уничтожить те сокровенные слова, придется прятать книгу от чужих любопытных взглядов.

Чуть забрезжил рассвет, а со стола уже были убраны последние тарелки после завтрака, и Марта объявила Пейшенс, что пойдет на реку за луком-пореем и что Томас должен ее сопровождать.

Когда Пейшенс удивленно подняла брови, Марта объяснила:

— Не ровен час, наткнешься на индейцев.

— Храни Господь тех индейцев, — пробормотал Джон, передавая своему старшему товарищу кремневое ружье.