Жена Хана (СИ)

Она заплакала ночью. Во сне. Захлебываясь и цепляясь за одеяло и Хан тут же проснулся, чтобы прижать ее к себе, притянуть на грудь, зарыться сбитыми ладонями в длинные волосы, укачивая ее успокаивая. А она глаза распахнула и его за лицо обхватила обеими руками.

- Пообещай, что больше не станешь драться. Никогда. Поклянись мне, пожалуйста.

Ангаахай так трогательно боялась за него, так дрожала и плакала из-за каждой ссадины, трогала их пальчиками, промывала и по ее щекам катились слезы, а он думал о том, что никто и никогда по нему не плакал. И он становился уязвимым, он таял от этих слез, он жадно их поглощал, осушал губами и вытирал руками.

И ее волосы так пахнут, так благоухают, что его дурманит, завораживает этот запах.

- Улыбнись мне.

- Как я могу улыбаться, когда твое лицо в синяках? Как я могу улыбаться, когда вижу твою грудь в кровоподтеках?

- Так зарабатываются большие деньги.

- К черту деньги! Золото презренный метал и жизнь на него не купишь!

- Ошибаешься, маленькая птичка. Но я хотел бы, чтоб это было правдой.

- Мне страшно, что они убьют тебя…там, на ринге.

- Поверь, меня могут убить где угодно, но только не там.

- Никогда так не говори. Тебя не убьют!

И никто, кроме нее не боялся. Только она могла заплакать о нем, только ее лицо искажалось болью от его боли, только от нее он не ощущал смрада лжи.

И он начал верить в существование того самого слова. Нет, он не произнес его вслух. Оно казалось ему ничтожным. Но он теперь представлял, как оно выглядит, у него были голубые глаза, золотые волосы, белая кожа и нежный голос, руки-крылья и сладкие губы. И напоминала ему боль. Щемящую, острую, то яркую, то нежную.

Ангаахай научила его чувствовать, научила ощущать и стать зависимым от этих ощущений. Быть любимым ею. Видеть в ее глазах то, чего никогда не существовала это все равно, что узреть Бога или Дьявола. Все говорят, но никто не видел…а он нашел, он даже держал в своих руках. Его личную религию, своего идола. И он ревностно берег его, прятал от чужих глаз, не позволял трогать руками. Чтобы не разбилось, не поранилось, не исчезло вдруг…Его счастье. Первое счастье в жизни. Невесомое, призрачное, тоненькое, как паутинка.

Хан ощущал эту паутинку кончиком языка на ее губах, страстными выкриками его имени, отражением своего лица в ее глазах.

Но это не умаляло бешеной похоти, адской страсти и постоянного голода. Хан набрасывался на нее, как голодное животное, как одичалый человек, которого долго не кормили, и он готов жрать сырое мясо голыми руками.

А вместо этого целовать ее скулы, шею, плечи, вылизывать каждый миллиметр ее тела.

- Тамерлан…, я приготовила тебе подарок.

- Вижу, чувствую, - со стоном пробираясь горячими ладонями под тонкую ткань платья, сжимая ее спину и представляя, как сейчас овладеет ею. Как вонзится в нее, всматриваясь в голубые бездны, полыхающие тем же огнем, что и он сам.

- Ты не видел…давай ты сначала посмотришь.

- Нееет, сначала я хочу оказаться в тебе.

Какой сочной стала ее грудь, какой упругой, тяжелой. С каждым днем она все красивее, как будто из бутона розы раскрывается аномально прекрасный цветок.

- Я хотела, чтоб ты увидел, Тамерлаааан…

- Ты сама виновата…ты дразнишь меня моим именем.

Распластав под собой и разворачивая спиной к себе, наклоняя вперед, поднимая вверх платье и вбиваясь в ее тело одним толчком.

Изливаться в нее бесконечно долго, а потом валяться на ковре, притянув к себе и не думая ни о чем.

- Пойдем… я покажу тебе свой подарок. Пожалуйста.

- Ты серьезно?

 Кивнула и у него сдавило в груди. Ему ничего не дарили. Никто. Никогда.

Более растерянным и смущенным Хан себя не ощущал с детства.

- Закрой глаза.

- Закрыл.

- Не подсматривай!

- Не подсматриваю!

Она вела его за руку, куда-то во двор, затем в сад. Он шел следом и улыбался, как идиот. Пока они куда-то не пришли, и она не прошептала:

- Открывай.

Приподнял веки и остолбенел в вольере резвились тигрята. Два черных и один белый. Они катались клубками возле Эрдэнэ, а та гладила их и весело смеялась.

Перед глазами появился силуэт Киары и от боли свело судорогой все тело. Вырвал руку из ладони Ангаахай.

- Пусть их унесут.

- Куда? Я выкупила их в зоопарке. Он сгорел, их мама погибла, а малышей хотели распродать в цирки.

- Чтоб сегодня их здесь не было. Это не приют.

Развернулся и пошел к дому, чувствуя, как печет глаза и дерет в горле.

ЭПИЛОГ