Жена-королева

Но, увы, всё происходило на самом деле. Шквалистый ветер, сильные мужские руки, которые крепко держали меня, мельтешащие вокруг нас жёлтые осенние листья. А ещё короткое, но до невозможности удивительное ощущение полёта — как будто на несколько мгновений я перестала ощущать гравий садовой дорожки под подошвами туфель, в ушах зашумело, а мои волосы, такие же рыжие, как листья, вырвались из оков причёски, развеваясь на ветру и норовя попасть мне в глаза, поэтому я зажмурилась. В эти минуты сильнее всего почему-то оказался страх, что Доминик Винтергарден расцепит руки или я сама не удержусь за него, выскользну и улечу куда-то с ураганом. Совсем одна.

Но мы друг друга не отпустили.

Ни на миг.

Затем всё исчезло так же внезапно, как и началось. Стих ветер, и я снова ощутила под ногами твёрдую опору. Это было самым настоящим счастьем.

Я разжала пальцы, которыми держалась за запястье лорда, и открыла глаза. Огляделась, чтобы оценить масштаб нанесённых ветром разрушений, и не сдержала изумлённого возгласа. Изумлённого и испуганного.

Поместье Милтонов исчезло. Дом, сад — всё, что всего лишь несколько минут окружало нас. А вместо этого мы оказались совершенно в другом, незнакомом месте.

Больше всего это походило на дикий, нетронутый рукой человека лес, но самое странное, что здесь было другое время года. На деревьях ни одного пожелтевшего листка, лишь сочная зелень. Такая же яркая трава под ногами. Цветы — некоторые знакомые, некоторые нет. Звонкие голоса пташек в кронах — единственный нарушающий тишину звук.

— Где мы? — пробормотала я. Собственный голос прозвучал хрипло. Я прокашлялась и с надеждой посмотрела на мага.

— Я должен у вас это спросить, Минна, — откликнулся он.

— У меня?.. Почему у меня? — растерялась я. — Я сама не понимаю, как так случилось!

— Судя по всему, вы открыли портал.

— Портал? — переспросила, вытаращив на него глаза. — Какой портал? Я даже не знаю, что это такое!

— Как же с вами, природниками, сложно! — проворчал он.

— Вы сами, вернее, такие, как вы, не берёте нас в академии! — огрызнулась в ответ я. — Никакого портала я не открывала! И понятия не имею, как это делается!

— Неважно, знаете или нет. Вы могли сделать это спонтанно. Так же интуитивно, как и всё остальное. Но обычно таким магам, как вы, подобное неподвластно. Что снова приводит меня к выводу, что вы аномалия.

— Да как… — вспыхнула я, как петарда. — Да вы… Вы сами — аномалия! С этими вашими наглухо застёгнутыми пуговицами и костюмами с иголочки! И с вашей надменностью, и… Даже сейчас, когда мы здесь, в такой странной ситуации! И вы могли бы пощадить мои чувства, а не вываливать всё так сразу… про приворотную магию!

Осёкшись, я запоздало поняла, что натворила. Разве же может девушка, воспитанная для того, чтобы смиренно служить и угождать тем, кому в жизни повезло больше, что ей якобы внушалось с детства, говорить в таком тоне с родственником её нанимателей? Да ещё и с главой Тайной канцелярии, другом короля!

Похоже, не кто-то другой, а я сама себя выдала. Раскрылась перед этим человеком. И уже не в первый раз.

Я забылась. Перестала притворяться скромницей-гувернанткой. Стала собой, вела себя как избалованная аристократка Эрмина Моргенштерн, а не бедная родственница Минна Лоренц, с ранних лет привыкшая пресмыкаться перед сильными мира сего. Вот и нечего будет удивляться, если лорд в итоге сам меня раскусит. Он всё-таки не дурак и крайне наблюдателен, иначе не занимал бы такую должность.

— Я не думал, что вам настолько небезразличен этот Клаус Майер, раз мой рассказ настолько задел ваши чувства, — сухо произнёс собеседник.

— Да причём тут это?! Я вовсе не влюблена в него или что вы там себе придумали! Я всего лишь… всего лишь верила в то, что хороших и порядочных людей в мире больше, чем плохих, низких и лживых… — выдохнула, понимая, как жалко всё это прозвучало. Слова книжной девочки, которая не видела реальной жизни со всеми её тяготами. А, столкнувшись с чужой подлостью, на собственной шкуре узнала, что всё совсем не так, как в романах, где добро всегда побеждает.

Но остановиться я уже не могла. По щекам потекли слёзы. Горько-солёные, крупные, как горох. Кажется, я с самого детства так не плакала. Даже тогда, когда из-за неведомой, не до конца осознаваемой мною опасности мне пришлось уехать из родного дома, чтобы притворяться кем-то, кем я на самом деле не являлась.

— Ну же, Минна… — услышала я, а в следующую секунду меня неожиданно мягко привлекли к обтянутому жёсткой тканью сюртука плечу, в которое я уткнулась лицом, продолжая давиться всхлипами. — Ну, будет, будет… Я был не прав. Вы же меня простите? Можете и отругать, клянусь, что всё терпеливо выслушаю, не возразив и словом.

— Не берю, что бы так смогыте, — пробубнила я сквозь слёзы.