- Ты сошел с ума, - прошипела в ярости Людмила. – Ты знаешь, что это уголовное преступление? Похищение человека! Ты сядешь в тюрьму. Если выживешь. Мой муж удавит тебя собственными руками.
- А при чем тут я? – развел руками Каверин, нахально ухмыляясь и окидывая ее жадным бесстыдным взглядом. – Я тебя не похищал. Это все Лили. А потом я не думаю, что ты захочешь рассказать об этом чудном вечере мужу.
- Только посмей! – Людмилу просто захлестывала слепящая обжигающая ярость. – Если ты прикоснешься ко мне хоть пальцем!
- Я? - наигранно удивился Каверин. – Что ты, дорогая, как я могу! Правилами запрещено несанкционированное прикосновение к чужой сабе. Я свято чту Устав!
Из-за его спины показалась Лили, обнаженная, в ошейнике с кольцами, к одному из которых была пристегнута цепочка, свисающая между грудей.
Она опустилась перед Кавериным на колени и прижалась губами к его руке. Он потрепал ее по рыжей шевелюре, поднял за подбородок, смачно поцеловал в губы.
- Умница моя, послушная девочка, - проворковал он, гладя ее грудь и перекидывая цепочку на спину. – Давай, милая, пора приступать к веселью.
Лили медленно, по шажку, хищно улыбаясь, подошла к Людмиле. Потом провела прохладной ладонью по ее груди, заставив задрожать от отвращения. Больно ущипнула за соски. Людмила сжала зубы, чтобы не вскрикнуть.
- Ну вот, теперь можно надеть игрушки, - удовлетворенно сказал Каверин, жадно облизывая губы, и подал ей зажимы с цепочкой.
Холодная сталь сжала соски, и у Людмилы выступили слезы.
- Господин Кукловод не играл с тобой так? – насмешливо спросил Каверин. – Ну ничего, все бывает в первый раз, тебе понравится! И еще один…
Пальцы Лили скользнули между ног, Людмила дернулась и захрипела, когда натянувшийся ремень на горле перекрыл ей кислород.
Холодные пальцы девушки бесстыдно хозяйничали, гладили, терли, кружили. Тело предавало Людмилу, она чувствовала, как выделяется влага, и всхлипнула от бессильной ярости.
- Расслабься, милая, - ворковал у ее уха Каверин, - получи свое удовольствие, не нужно сопротивляться! А мы получим свое. Да, девочка моя?
Он провел рукой по спине Лили, скользнул ниже, девушка замерла, прикрыв глаза, и застонала.
- Да… умница… только не останавливайся, - прошептал ей Каверин, прикусив мочку уха.
Лили открыла глаза, и ее пальцы продолжили мучить Людмилу. И вдруг острая боль от зажима пронзила ее нежную плоть, и она не сдержала крика.
- Ой, надо же, плохая девочка сделала тебе больно? – с притворным сочувствием спросил Каверин, - Ну ничего, мы ее накажем.
Он отступил на шаг и, взмахнув плетью, обрушил на спину Лили резкий удар. Она вскрикнула и грубо дернула зажим, заставив снова закричать от боли и Людмилу.
- Бож-е-е-е, - восхищенно протянул Каверин, - какое наслаждение, слышать ваши крики, вот так, в унисон. Давай, девочка моя, активнее, чтобы наша гостья не успела заскучать.
Лили усмехнулась, потом приблизила к Людмиле лицо и впилась ей в губы жестким поцелуем, укусив за губу. Продолжила целовать ее шею, скользя губами к груди, сняла зажим с одного соска. Людмила снова не смогла сдержать крика от горячей резкой боли. Но губы Лили сомкнулись вокруг пульсирующей болью груди, втянув в рот почти весь ореол, посасывая и щекоча языком сосок. Потом проделала тоже с другой грудью.
Людмилу разрывало на части от ярости, чувства омерзения, но к ним примешивалось и дикое, почти неконтролируемое возбуждение. Казалось, что ее тело жило отдельной от разума жизнью, предавая ее, откликаясь на грубые мучительные ласки Лили. Слезы безостановочно текли по щекам Людмилы, капали на волосы и обнаженные плечи ее мучительницы. Лили подняла голову, и, ухмыльнувшись, слизала с ее щек соленые дорожки.
Людмилу затрясло от отвращения. Если бы она только могла освободиться, она бы придушила эту тварь голыми руками. Но ремни держали крепко и она, беспомощная, распятая, пригвожденная, как лягушка на столе препаратора, могла только рыдать, хрипеть и скрипеть зубами.
Лили вернулась к своему занятию, продолжая терзать грудь Людмилы и постанывая сквозь зубы от ласк Каверина. Потом ее губы скользнули ниже, язык обвел пупок, она опустилась на колени. От зажима внизу пульсировала тупая боль, но когда Лили грубо сорвала его, у Людмилы вырвался дикий хриплый вопль. И тут же она почувствовала там, где все горело, нежные прикосновения губ, и резко выдохнула.
- Да, да, вот так, кончи для меня, - мурлыкал Каверин, - я мечтал об этом с того момента, как тебя увидел.
Людмила прокусила губу, рыдая почти навзрыд, исступленно борясь с подкатывающей горячей волной. К языку и губам Лили, присоединились ее пальцы, проникшие сразу в два отверстия. Эта пытка была невыносимой… она не могла… не могла с этим справиться…
- Давай же, давай! Кончи для меня, - хриплый голос Каверина ввинчивался ей в уши, она рыдала от бессилия, понимая, что проигрывает борьбу со своим телом…
…Обессиленная и опустошенная, она чувствовала, как ее освободили от ремней, и она сползла на пол, не в силах стоять.