Жена Кукловода

— Оставьте меня! — выкрикнула она, вздрогнула от омерзения и отбросила его руку. Каверин встал и отошел, Людмила выдохнула было с облегчением. Но он не собирался отступать. Заметив в двери кабинета ключ, он повернул его, вынул из замка и, нахально ухмыляясь, положил в карман. Потом снова направился к Людмиле. Она вскочила с места, метнулась к окну, будто там был выход.

— Ты же не будешь кричать? Устраивать переполох — такой позор! Твои курицы-коллеги будут судачить потом неделями!

Каверин явно издевался над ней. Но кричать и правда было глупо.

Людмила вернулась к столу и попыталась взять трубку телефона.

Каверин резко схватил ее за запястья, завел руки за спину, развернул, нагнул над столом, задрал юбку.

— Строптивая рабыня, — прорычал он, — я таких люблю.

Он удерживал ее запястья за спиной одной рукой, второй пытаясь сорвать с нее колготки вместе с трусиками.

Она отчаянно вырывалась, и наконец, ей удалось освободиться, он развернулась и замахнулась, чтобы залепить Каверину пощечину.

Он успел перехватить ее руку и заметил обручальное кольцо.

— Так сабочка замужем? — насмешливо протянул он. — А может мне позвонить твоему мужу и рассказать о том, где ты бываешь и чем занимаешься? Или по-хорошему встанешь на колени и обслужишь меня ртом?

Ярость и возмущение вдруг улеглись. Их сменило мстительное предвкушение.

— Хочешь позвонить? — спокойно сказала Людмила, — давай.

Взяла со стола свой телефон и набрала номер Руслана.

— Дорогой, — сказала она в трубку. — С тобой тут хотели поговорить. Один знакомый. Он пожелал, чтобы я обслужила его ртом. У него на пальце кольцо, как у тебя.

Потом выслушала его ответ и подчеркнуто уважительно произнесла:

— Да, Господин.

А потом протянула телефон Каверину…

Людмила не хотела, чтобы эта история стала известной кому-либо кроме Руслана. Но он настоял на том, чтобы рассказать все Шталю.

Доктор заверил его, что это, несомненно, грубое нарушение Устава, и Каверин должен за это ответить. Господин Кей был оштрафован на довольно крупную сумму, и на ближайшем же собрании сообщества публично принес свои извинения. Правда, не сабмиссиву Эль. Руслану, Кукловоду. За покушение на его собственность.

Глава 11

Всегда строгий и чопорный Петербург тихо млел под теплыми ласковыми ладонями майского солнца. Сизая, вечно хмурая Нева сдержанно улыбалась и бросала в пролеты мостов пригоршни пляшущих бликов.

Людмила шла на Невскому, улыбалась своим мыслям и бережно прижимала к груди большую коробку с новой куклой. Она увидела ее в каталоге, влюбилась с первого взгляда и потом ждала несколько месяцев. Очень тонкой работы, с точно прорисованным лицом, пышными русыми волосами, почти как у самой Людмилы, одетая в вечернее платье, расшитое стразами. Если верить проспекту канадской фирмы, что сделала куклу, болванку с которой отлили фарфоровую голову, уничтожили. Уникальная, одна во всем свете. И теперь это чудо принадлежит ей.

Сегодня она ушла с работы на час раньше. Как всегда забежала попрощаться со Светочкой. Та посмотрела завистливо. Еще бы — ей ведь целых два часа сидеть за рабочим столом и трепаться по телефону.

Охранник на выходе окинул ее оценивающим взглядом. Людмиле даже показалось, что пробормотал: «Хороша… эх… мне бы».

Продавец магазинчика, вручая ей куклу, произнес: «Завидую вам, дорогуша, такая редкость!».

Людмила не знала почему, но в такие дни, как сегодня, она особенно остро ощущала каждый завистливый взгляд. А завидовали ей часто. Особенно женщины.

Еще бы, муж — красавец, умница, талантливый врач ведущий кардиолог частной клиники «Атлант», без пяти минут завотделением Областной Клинической. Такой заботливый, такой внимательный. Образцовый муж, любящий отец. Сын умница, почти отличник, популярный школьный фотограф. Да и в карьере несмотря на то, что «Иван да Марья» едва держался на плаву, тиражи не раскупались, а Большова из последних сил пыталась спасти журнал от краха, Людмила вела свою свою авторскую колонку «Подсолнух» в электронной версии журнала.

Поводов для зависти было много. Но никто не догадывался о том, что у этой семейной идиллии есть изнанка — странная и мрачноватая.

Каждую вторую пятницу месяца, ровно без двадцати шесть, Руслан Сикорский прощался с коллегами и безответно вдыхавшими по нему девушками- интернами, закрывал свой кабинет, садился в машину и ехал в небольшую квартиру-студию на Петроградской стороне. Открывал дверь ключом и шагал в бархатный полумрак, пропитанный запахом кожи, воска, душистых масел и ее духов. Особый, страстный и немного грешный запах — земляника, фрезии, магнолия, цитрус.

В этом полумраке его уже ждала его Эль, трогательно беззащитная в своей наготе, покорно опустив глаза, на коленях. Обнаженное тело мерцало перламутром в приглушенном, неровном свете десятков свечей. Он небрежно отбрасывал в сторону пиджак, галстук, рубашку, и шел к ней, босой, в одних брюках, подчеркнуто бесстрастный, хотя она знала — его сердце тоже рвется из груди. Поднимал ее лицо под подбородок, любуясь тлеющим в глазах возбуждением и немым обожанием.