Жена лекаря Сэйсю Ханаоки

– Двадцать три года тому назад родился Умпэй…

История, звучавшая, должно быть, уже в сотый раз, вышла на новый виток. Каэ помнила про обстоятельства появления на свет Умпэя еще с тех времен, когда лекарь рассказывал об этом ее деду, но сегодня вечером все было иначе. Наомити добавил описание родов Оцуги, ведь он был дома, а в семейном кругу подобные вещи вполне позволительны.

– Оцуги начала задыхаться. Вероятно, боль становилась нестерпимой, а я был не в силах смотреть на ее мучения, поэтому вышел в сад. На дворе стоял чудесный день. Ни одного облачка на небе! Не успел я выложить на солнышко кое-какие травы для просушки, как припомнил свое предчувствие в отношении наследника Ханаока, а именно: он должен был родиться именно в такой вот чудный денек. Так что я решил оставить травы в покое. Вскоре у Оцуги начались роды. Она стонала и обливалась потом. «Вскипятите воды! – закричал я. – И пошлите за повитухой!» А потом вдруг разразился яростный ливень, и потемневшее небо прочертила молния. Совсем рядом грянул гром, сотрясая землю под горой Кацураги. Я обнял Оцуги и велел ей набраться храбрости. Из-за дождя повитуха не поспела вовремя, и я сам принял Умпэя. До сих пор помню его первый крик. – Он сложил руки, показывая, как держал ребенка, и попытался подавить обуявшие его при этом воспоминании эмоции. – Оцуги дала жизнь еще семерым детям, но я принимал только первенца. Как же громко кричал этот малыш! И тут я заметил, что небо прояснилось. На дворе снова стоял дивный осенний денек. И тогда я понял, что на свет появился ребенок, которого Ханаока так долго ждали. Не успел я закончить омовение, как появилась повитуха, и я позволил ей позаботиться обо всем остальном. Сам я вышел в сад и увидел, что по небу спокойно плывет одинокое белое облако, будто бы ничего не случилось. Именно тогда мне и пришло на ум чудесное прозвище для ребенка: Умпэй, «мирное облако». Замечательное имечко, вы со мной согласны?

Поскольку история повторялась вновь и вновь, избежать некоторого преувеличения было попросту невозможно. Каэ живо представила себе свою свекровь и то, какое удовлетворение и умиротворение она, должно быть, испытала, произведя на свет столь желанного ребенка мужского пола. От нее также не ускользнуло, с какой нежностью счастливая Оцуги смотрит на своего мужа. «Неужели ей до сих пор не наскучило выслушивать описание появления Умпэя на свет?» – подумалось Каэ.

– Что же, жених успешно родился. Может, закончим на этом наш вечер? – спросила Оцуги, ловко свернув бесконечный рассказ Наомити.

Каэ вошла в маленькую комнатку, которая служила женской спальней. Окацу и Корику принесли воды и помогли ей умыться. Ни одной из девочек не передались ни изысканные черты лица, ни бойкость их матери. Обе сестры были молчуньями, и это вкупе с робостью Каэ привело к некой неловкости. Привыкшая к заботам Тами, Каэ понятия не имела, как ответить на доброту своих золовок, и чувствовала себя неуютно, когда они принялись прислуживать ей. Но сама она вряд ли справилась бы в этом чужом доме. Снимая с себя свадебное кимоно, девушка вдруг вспомнила свою мать и поняла, что ей никогда не рассказывали о ее собственном рождении. Вполне возможно, в тот день не произошло ничего выдающегося, только и всего. Она скучала по матери. Несмотря на то что дата свадьбы была назначена в спешке, мать тщательно продумала свадебный наряд дочери. Все гости Имосэ восхищались его красотой, а в доме Ханаока она не услышала ни одного комплимента. Матушка наверняка была бы разочарована подобным обстоятельством. Но Каэ не жаловалась, потому что она наконец-то очутилась в семье, о которой так долго мечтала. Складывая кимоно, она впервые осознала, как далеко от нее родной дом. В соседней комнате заплакал Рёхэй. Должно быть, его разбудили шаги сестер, сновавших туда-сюда.

– Я хочу увидеть невесту, – всхлипывал он. Каэ в богатом кимоно и белом свадебном покрове, по всей вероятности, произвела на мальчика неизгладимое впечатление.

Сестры попытались унять его, но не преуспели. В итоге его успокоила мать, пообещав, что он может поспать рядом с невестой, взяла ребенка за руку и привела к Каэ.

– А вот и жена твоего старшего брата, твоя невестка, Рёхэй.

Рёхэй глазам своим не мог поверить. Он изумленно уставился на Каэ, которая успела переодеться в ночное платье. В отличие от сестер мальчик очень походил на мать, особенно глазами и линией рта. Каэ лихорадочно думала, как помочь сбитому с толку ребенку и дать ему понять, что она и есть та самая сказочная женщина, которую он видел несколько часов назад перед отходом ко сну. И в порыве наития развернула перед ним свое свадебное кимоно.

– Какая красота, правда, мам? – воскликнул обрадованный малыш.

В ответ на его искреннее восхищение из уст матери прозвучало короткое «Правда», и Каэ наконец-то почувствовала, что ее наряд получил признание.