В одной из маленьких комнатушек в доме Каэ постоянно были расстелены два футона: один для Корику, другой для младенца. Каэ сидела между ними, кормила дочь, когда та начинала плакать, и растирала руки и ноги Корику, когда боль становилась невыносимой.
Лето выдалось на редкость жарким. Каэ чувствовала, как больная обильно потеет и худеет день ото дня – Корику уже почти ничего не ела. Каэ все думала, от чего та скорее умрет – от голода или опухоли, иссушающей ее кровь. Однажды, помогая золовке подняться и сменить одежду, она пришла в ужас, обнаружив, что когда-то пухленькая женщина превратилась в кожу да кости, засохла, словно деревце без воды. По щекам Каэ покатились слезы.
– Ты плачешь, сестрица? – еле слышно прохрипела Корику. Даже пребывая одной ногой в могиле, она не утратила ясности ума.
– Забавно, я ничего не вижу, а слезы все равно текут, – попыталась отшутиться Каэ.
– Почему ты плачешь?
– Ты называешь меня сестрой. Но я ничего не смогла сделать для тебя. Прости меня. Прости…
– Что за глупости! Я ни в чем тебя не виню.
– Из-за меня ты не вышла замуж. Вместо того чтобы завести свой дом, ты взвалила на плечи все мои обязанности. И вот теперь ты больна… лежишь в этом доме… Как бы мне хотелось, чтобы ты снова поправилась!
– Сестрица, если ты из-за этого плачешь, – каждое слово теперь звучало четко и внятно, – если ты из-за моего несостоявшегося брака убиваешься, я не только не сожалею о том, что не вышла замуж, но, лежа на смертном одре, я считаю, что мне несказанно повезло. Знаешь, я наблюдала за вашими с матушкой отношениями. Это было просто ужасно! Несколько месяцев назад младшие сестренки приезжали на поминальную службу по матери; сколько мерзостей они наговорили о своих свекровях, больше у них ни одной темы для беседы не нашлось. Они болтали и болтали, а я просто слушала. Надеялась, что им полегчает, если удастся излить душу. Ссоры между женщинами не только в нашем доме разгораются, видишь ли. Они есть везде и всюду. Каждая семья пытается справиться с теми же заботами, которые одолевали их предков. Зачем женщина вообще соглашается надеть свадебное кимоно? На следующее утро счастье развеется, точно дым на ветру. Нам с Окацу суждено было умереть от одной болезни. Но мне кажется, что постигшие нас мучения не идут ни в какое сравнение с тем, через что довелось пройти тебе.
– Как ты можешь так говорить, Корику? Твоя покойная мать сама привела меня в этот дом. Твоя красивая, умная матушка обращалась со мной как с родной дочерью!
– О, не надо передо мной притворяться. Я не могла встать ни на чью сторону, потому что она была моей матерью. Но я все видела.
– Не говори так, Корику. Все это глупости. К тому же болтовня лишит тебя последних сил. Тебе надо отдохнуть.
– Сестрица, – продолжала Корику, не обращая внимания на пожелания Каэ; в хриплом голосе зазвучали язвительные нотки, – почему ты не сожалеешь о том, что приняла снадобье, после которого ослепла? Ты же прекрасно знала, что это опасно, но все равно выпила его, только ради того чтобы посоревноваться с моей матерью. Зачем? Брат мой стал известным человеком, и люди считают вас с матерью героическими женщинами.
– Не пойму, о чем ты, сестрица, – растерялась Каэ. Замечание Корику потрясло ее, она не могла придумать подходящего ответа, но чувствовала, что обязана взять инициативу в разговоре в свои руки и попытаться увести Корику от этой темы. – Матушка была удивительной женщиной. Я действительно верю в это. Благодаря ей я прожила полезную жизнь жены лекаря. Она конечно же часто бывала недовольна мною. В конце концов, я же ей не родная дочь, да к тому же упрямица. Но я от всей души могу сказать одно: она была чудесным человеком. «Счастье развеется, точно дым на ветру»? Смешно, право слово!
– Неужели ты действительно так думаешь?
– Конечно. – Каэ даже покивала для пущей убедительности. А поскольку она, похоже, сама уверовала в свои слова, ей не пришлось пятнать совесть ложью.
На худеньком личике Корику остались одни глаза, огромные, как у Сэйсю. Каэ, разумеется, не могла видеть их и сидела неподвижно, прикрыв веки, когда Корику выпалила:
– Если ты и в самом деле так думаешь, это потому, что ты победила!
Каэ словно молнией поразило, она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. Слепота не защитила ее от нападок Корику, она была не в силах отмахнуться от холодных, безжалостных и неоспоримых суждений умирающей золовки. Но поддаваться панике она тоже не собиралась.
В комнате воцарилось молчание. Корику тоже закрыла глаза и попыталась восстановить дыхание. Через некоторое время она снова заговорила, не открывая глаз. Голос скрежетал, боль мучила ее, и временами приходилось прерываться, чтобы набраться сил.