Жена моего босса

Миша сказал ей по телефону: «Тебя встретит новый начальник охраны, Умаров. Наш земляк, кстати. Но ты его вряд ли помнишь, он уехал из города еще в середине восьмидесятых». Фамилия была ей незнакома, и Оля не обратила на слова мужа никакого внимания. Выходя в зал ожидания аэропорта, равнодушно скользнула взглядом по толпе встречающих, пытаясь сообразить, кто ее ожидает. И вдруг словно струя свежего ветра ударила в лицо в душном, затхлом помещении. Будто бы вокруг вдруг запахло не пресным кондиционированным воздухом, химическим кофе из автомата и множеством посторонних людей, а – солью, морем, горячим песком, цветущими акациями, инжиром, ветром.

Позже она удивлялась самой себе: как это возможно, с первого взгляда узнать человека, которого не видела двадцать лет, которого помнила подростком. А все-таки сразу поняла – он. Конечно, Руслан стал выше ростом, раздался в плечах. В фигуре не было больше юношеской тонкости, гибкости, она налилась силой, сделалась массивнее и мужественнее. Черты лица стали резче, без мальчишеской мягкости: высокие скулы, твердый, чуть тяжелый подбородок, решительно сжатый рот. А глаза, глаза остались прежними – изменчивыми, – то светло-голубыми, то пронзительно-синими на бронзовом, бронзово-загорелом лице.

Может быть, Оля так быстро узнала его потому, что тогда, в детстве, много лет носила в себе его образ – веселого бесшабашного мальчишки с какими-то несовременными рыцарскими идеалами. Этот образ сидел в голове как некий знак качества, мерка, которой она мерила всех окружавших ее особей мужского пола. И ни один не дотягивал до идеала – никто. Даже посмеивалась над собой: ну сколько можно, ты ведь взрослая уже, а до сих пор помнишь какого-то дворового героя с разбитыми коленками. Чуть ли не в ночь перед замужеством о нем вспоминала. А потом взяла себя в руки – ну хватит, все это детские глупости. И вдруг теперь, через столько лет, увидеть его снова…

Она подошла, поздоровалась. Он, конечно, не узнал ее: он и в те годы не обращал на нее, девчонку, младше на целых пять лет, ровно никакого внимания. И Ольга не стала напоминать, что они были когда-то знакомы – зачем?

Он отобрал у нее сумку, повел к машине. Ольга шла следом, разглядывая его каштановые, коротко остриженные густые волосы, гадала, что он делал все эти годы и как так случилось, что попал в охрану к ее мужу.

– Садитесь, – он распахнул перед ней заднюю дверцу машины.

– Если вы не возражаете… – она прошла вперед и взялась за ручку передней дверцы. – Я люблю сидеть впереди.

– Мне было бы спокойнее, если бы вы сели сзади, – бросил он почти враждебно, отчего-то не глядя на нее, уставившись в землю.

Ольга вспыхнула, упрямо качнула головой:

– Нет уж, я сяду там, где мне удобно. Простите за беспокойство.

Руслан пожал плечами, и Ольга опустилась на сиденье, захлопнула за собой дверцу. Он сел за руль, вставил ключ в зажигание, случайно задел локтем ее колени – и электрический разряд выстрелил в тело, снизу вверх. Оля вздрогнула и тут же разозлилась на себя и – еще больше – на Руслана.

Он вел машину молча, смотрел прямо на дорогу, но Ольга чувствовала, что краем глаза он наблюдает за ней неотрывно. Почему это, интересно, он так упрямо молчит? Обычно служившие у мужа телохранители в большинстве своем считали своим долгом развлекать ее беседой, ненавязчиво выпячивая в задушевном разговоре все свои сомнительные доблести. Этот же словно воды в рот набрал. Она рискнула нарушить тишину первой, стараясь не выдать голосом напряжения, поинтересовалась:

– Значит, теперь вы у нас главный по части безопасности?

– Да, с прошлого понедельника, – кивнул он.

– Миша поселил вас в домике охраны? – предположила она. – Это тяжело, наверное, когда приходится в прямом смысле слова жить на работе, вдали от близких.

Он отрицательно покачал головой:

– Это удобно. Я всегда могу контролировать ситуацию. А по близким мне скучать не приходится – за неимением таковых.

– Значит, вы отшельник? – пошутила она. – Волк-одиночка?

– Можно сказать и так, – он медленно повел своей крупной, царственной, гордой головой.

Оля почувствовала, как внутри закипает раздражение. В конце концов, мог бы хоть как-то поддержать беседу, просто из вежливости, чурбан угрюмый. Он ведь должен быть заинтересован в том, чтобы понравиться жене босса, от этого не в последнюю очередь зависит, например, его зарплата.

– О’кей, если вы не расположены разговаривать, я надоедать не буду, – бросила она.

– Знаете, мой отец чеченец научил меня такой пословице: «Не знаю, нет – одно слово; знаю, видел – тысяча слов», – ответил он, глядя на дорогу.

– Хм, в этом есть своя правда, – согласилась она. – Не болтать попусту, а если уж заговорил, отвечать за свои слова… Мне нравится такая позиция. Но как же тогда быть с общепринятой вежливостью?

– Вы спрашивайте, что хотите, если вам интересно. Если мне не понравится ваш вопрос, я не отвечу.