Жена моего мужа

– Никогда больше не смей говорить с чужими людьми. – Перед носом Карлы покачивался палец с заостренным красным ногтем. Карла заметила, что с правого края лак чуть-чуть облупился. – На этот раз тебе попался ангел, но в следующий раз удача может изменить и тебе встретится дьявол. Ты поняла?

Карла предпочла промолчать, не удержавшись, однако, от вертевшегося на языке вопроса:

– А мой папа правда с Сицилии?

Мамино лицо стало густо-красным.

– Я не могу об этом говорить – ты же знаешь, это меня расстраивает… – Она нахмурилась, глядя на блузку Карлы: – Что это ты там прячешь?

Карла неохотно вытащила Чарли.

– Он гусеница, – с трудом проговорила она одеревеневшим от страха ртом.

– Это тот пенал, который ты у меня клянчила?

Карла кивнула.

Глаза матери сузились.

– Ты его взяла у кого-то из класса? Поэтому у тебя синяк?

– Нет! Нет! – Карла перешла на итальянский, заговорив отчаянно и быстро-быстро. – Лили же тебе сказала – в меня попали мячом. А по дороге из больницы она купила Чарли, чтобы мне было легче.

Мамино лицо смягчилось.

– Это очень любезно с ее стороны. Я должна сказать ей спасибо.

– Не надо. – Карла почувствовала, как по ногам у нее текут струйки мочи. Такое иногда случалось, если она сильно нервничала. Из-за этого ее тоже дразнили в школе – однажды она описалась на физкультуре («Вонючка Спаголетти, купи себе памперс!»). – Ей будет неловко, как Ларри. Ты же знаешь этих англичан.

Затаив дыхание, она ждала. Когда дядя с блестящей машиной приносил им разные вещи, мама сама твердила: не надо об этом заговаривать, а то ему неловко.

Наконец мама кивнула:

– Ты права.

Карла медленно, с облегчением выдохнула.

– Иди вымой руки – в больницах столько всякой заразы… – Мама взглянула в зеркало и провела руками по черным локонам. – Скоро Ларри приедет на ужин. – Ее глаза сверкнули. – Ляжешь сегодня спать пораньше.

Глава 7. Лили

Середина октября 2000 года

– Сахар, скотч, колюще-режущие предметы, чипсы? – грозно спросил охранник за стеклянной перегородкой.

Мой шеф был прав: к тюрьме действительно привыкаешь. Уже во второй приезд я спокойно выдержала взгляд офицера охраны. Надо же, как чисто бреется. Гладенький, как младенец.

– Нет, – ответила я с неизвестно откуда взявшейся уверенностью и отступила на шаг для личного досмотра. Интересно, а что будет, если взять с собой что-нибудь запрещенное – наркотики или хотя бы безвредный пакетик сахара из кафе? Эта мысль пробудила во мне острое любопытство.

Я шла через тюремный двор, цокая острыми шпильками новых красных туфель. Покупая их, я убеждала себя, что они придадут мне уверенности. Сегодня в саду во внутреннем дворе не было заключенных в одинаковой одежде. День выдался пасмурный, в воздухе пахло морозцем. Я до конца застегнула темно-синюю куртку и прошла за охранницей через двойные двери.

– Ну, как там, в тюрьме? – спросил Эд за ужином, когда я вернулась после первой поездки в Брейквиль.

Честно говоря, мои дневные впечатления почти улетучились, пока я возила маленькую итальянку в больницу и выслушивала претензии ее матери. Ее реакцию, конечно, можно понять: она переволновалась за дочь. «Благодарю вас от всего сердца за заботу о моей Карле», – написала она на листочке, который я потом нашла подсунутым под дверь.

Я до сих пор не решила, правильно ли поступила, вмешавшись, но что поделать, если у тебя гипертрофированное чувство ответственности.

– Там нет воздуха, – ответила я Эду. – Трудно дышать.

– А мужчины? – Он крепко, ободряюще меня обнял. Лежа на диване, мы смотрели телевизор. Нам было хорошо, хоть и немного тесно. Супружеская пара, почти (но не совсем) компенсирующая другую часть отношений…

Мне вспомнились заключенные в коридоре с их пристальными взглядами и бугрившимися под короткими рукавами футболок мышцами и Джо Томас с его неожиданно умными, хоть и странными замечаниями и задачкой для меня.

– Я ожидала другого. – Я прижалась к мужу и зарылась лицом – и носом – ему в шею. – На вид мой клиент совершенно обычный человек. Правда, очень умный.

– Вот как? – заинтересовался Эд. – А внешне он какой?

– Хорошо сложен, носит бородку. Примерно твоего роста. Очень темные карие глаза. Длинные тонкие пальцы плохо вяжутся с остальным обликом.

Муж кивнул. Я чувствовала, что он мысленно рисует моего клиента.

– Говорил о поэте военной поры Руперте Бруке, – добавила я. – Намекал, что Брук как-то связан с его делом.

– Он служил в армии?