Жена моего мужа

Театром Когтева горделиво назывался полуподвал примерно на сто мест. В темном зрительном зале горела только одна настольная лампа, возле которой с кипой бумаг в руках восседал мужчина.

На сцене тоже царил полумрак.

– О, скажи мне, за что? – вопрошал женский голос.

– То рок свершился, – ответил мужской.

– А, а, а, а, – завыл откуда-то из-под потолка хор, – о, о, о.

Мужчина хлопнул в ладоши:

– Прекрасно, все свободны на час, потом еще раз с самого начала.

В зале вспыхнул свет. Щурясь, режиссер обернулся и спросил:

– Вы ко мне?

Выглядел он потрясающе – ярко-бирюзовый пиджак, совершенно невероятные желтые джинсы, на ногах белые носки и розовые ботинки. Может, это костюм для сцены?

– Что хотите? – нетерпеливо спросил Яков Миронович. – Актриса? На пробу?

– Майор Дарья Ивановна Васильева из отдела розыска пропавших без вести. Нужно задать пару вопросов.

– Пойдемте в кабинет, – отрывисто бросил Когтев и потащил меня по коридору куда-то за сцену.

В крохотной комнатке, где помещались только письменный стол и два стула, он включил электрочайник и, доставая из ящика банку растворимого кофе, сказал:

– Да, сильно изменилась наша милиция, и что, вам разрешают в таком виде на службу ходить?

Я обозлилась: если носишь розовые ботинки, нечего осуждать бедного майора за нестандартный макияж. Но вслух не сказала ничего по этому поводу, а сразу приступила к делу:

– Разыскиваем Фаину Львову, семнадцатилетнюю девочку, не обращалась в театр такая?

– Нет, – удивленно ответил Яков Миронович, – не слышал.

Конечно, не слышал, пропала-то она бог знает когда и сейчас, если жива, ей уже тридцатник стукнул или около того.

– Почему решили, что могу навести на след? – продолжал недоумевать Когтев.

– Последний раз ее видели с актером вашего театра Антоном Медведевым.

Режиссер побагровел:

– Если данный субъект смел представляться членом нашей труппы, то знайте – он наглый самозванец. Талантливый, не спорю, но абсолютно криминальная личность. Прошу в моем присутствии не произносить никогда данной фамилии.

И он, горделиво выпрямив спину, пронзил меня взглядом, который можно сравнить разве что с плохо наточенным копьем.

Ну, это вы, Яков Миронович, зря. Может, на актеров и действуют пламенные взоры, и они боятся вас, но майору милиции на такие штучки наплевать.

– В целом уже представляю, что произошло, Олег Берестов объяснил.

– Сплетни собираете, – прошипел «Станиславский», – в чужом белье копаетесь? Ни слезы матери, ни скорбь, ни горе, ничто вас не смутит.

Беда с этими актерами, вечно цитируют разные пьесы.

– Работа такая, – развела я руками, – в говне возиться. Вам лучше самому рассказать, что там у вас вышло с Медведевым, а то придется расспрашивать других: знакомых, приятелей, сослуживцев. Как правило, люди охотно судачат, но частенько привирают. Уж лучше самому изложить.

– Будете оформлять показания? – настороженно поинтересовался Когтев, тревожно поглядывая на мою крохотную, размером со спичечный коробок сумочку.

– Нет, – успокоила я его, – хорошо понимаю, как неприятны подобные воспоминания. А начальство не интересуется, каким образом оказалась установлена истина. Полковнику важен результат, а не процесс поиска. Давайте договоримся: рассказываете про Медведева, а я обещаю полное сохранение тайны.

Когтев нервно хлебнул обжигающий кофе.

– Воспоминания и впрямь неприятные, говорите, пропала женщина?

– Да, очень молодая, совсем девочка, почти ребенок. И нам очень важно найти адрес Медведева…

– Боюсь, здесь не сумею помочь, – вздохнул режиссер, – наши контакты происходили в театре, правда, один раз я ездил искать Алену на ее квартиру, доставшуюся от тетки…

– Давайте по порядку, – попросила я.

Глава 29

В начале восьмидесятых Яков Миронович, тогда вполне еще молодой мужчина, режиссер по образованию, но по роду трудовой деятельности дворник, согласился стать во главе студенческого самодеятельного театра. Очевидно, Когтев и впрямь был талантлив, потому что через год в клуб МАИ стала ломиться вся Москва. Среди студентов отыскивались настоящие самородки, кстати, многие, получив диплом, ушли на профессиональную сцену. Яков Миронович ухитрился за четырнадцать месяцев выпустить пять премьер, просто горел на сцене, компенсируя годы, проведенные с метлой в руках. Среди самого первого состава исполнителей оказалась Алена Потапова, семнадцатилетняя первокурсница, необыкновенно одаренная девушка. У режиссера вспыхнул бурный роман с молоденькой примой, и через год, как только Алене исполнилось восемнадцать, они поженились.

Яков Миронович превратился в абсолютно счастливого человека. Во-первых, молодая жена обладала крайне покладистым, ровным характером. Во-вторых, она оказалась образцовой хозяйкой, а в-третьих – страстной любовницей. В общем, такой вариант встречается только в сказках.