— Вздор? Я же сам слышал, а слышу я хорошо. «Смотри не зевай, чтобы тебя не обманули. Я дал ему золотой…» Нет, он сказал так: «Я дал ему двадцатифранковую монету».
Вошел трактирщик.
— Ну, что с вами такое? Вы, видно, прикрыли свою лавочку? Только что подъехала коляска с четверкой лошадей.
— Идем, — крикнул Карло, — идем! Но Джеронимо продолжал сидеть.
— К чему? Зачем мне идти? Что толку? Ведь ты стоишь рядом и…
Карло тронул его за руку.
— Замолчи. Пойдем вниз.
Джеронимо умолк и послушался брата. Но на лестнице он сказал: «Мы еще поговорим, мы еще поговорим!»
Карло не мог понять, что произошло. Не сошел ли Джеронимо вдруг с ума? Хотя он и легко раздражался, так он еще никогда не разговаривал.
В только что подъехавшем экипаже сидели двое англичан. Карло снял перед ними шляпу, и слепой запел. Один из англичан вышел из экипажа и бросил в шляпу Карло несколько монет. Карло сказал «спасибо» и потом, как бы про себя: «Двадцать чентезимо». Лицо Джеронимо оставалось неподвижным; он начал новую песню. Экипаж с обоими англичанами уехал.
Братья молча поднялись по лестнице. Джеронимо сел на скамью, Карло остался стоять у печки.
— Почему ты молчишь? — спросил Джеронимо.
— Да ведь, — ответил Карло, — это могло быть только так, как я тебе сказал. — Голос его слегка дрожал.
— А что ты сказал?
— Может быть, это был сумасшедший.
— Сумасшедший? Вот это ловко! Если кто-то говорит «я дал твоему брату двадцать франков», значит, он сумасшедший! Э, а почему он сказал: «Смотри, чтобы тебя не обманули», а?
— Может быть, он и не сумасшедший… но есть люди, которые любят подшутить над нами, бедняками.
— Э! — закричал Джеронимо. — Подшутить? Вот, вот как раз это ты и должен был еще сказать, этого я и ждал! — И он осушил стоявший перед ним стакан вина.
— Но, Джеронимо! — крикнул Карло, чувствуя, что от растерянности почти не в состоянии говорить. — Почему я стал бы… как ты можешь так думать?..
— А почему у тебя дрожит голос… э… почему?
— Джеронимо, уверяю тебя, я…
— Э… я тебе не верю! Вот теперь ты смеешься… я ведь знаю, что ты теперь смеешься!
Слуга крикнул снизу:
— Эй, слепой, люди приехали!
Братья машинально встали и спустились по лестнице. Одновременно подъехали две коляски, в одной сидело трое мужчин, в другой пожилая супружеская пара. Джеронимо пел, Карло беспомощно стоял возле него. Что же теперь делать? Брат ему не верит! Возможно ли это? И он испуганно косился на Джеронимо, который надтреснутым голосом пел свои песни. Карло казалось, что он видит, как в голове брата роятся мысли, которых он раньше никогда у него не замечал.
Коляски давно уехали, а Джеронимо все пел. Карло не решался прервать его. Он не знал, что сказать, и боялся, что у него снова задрожит голос. Вдруг наверху раздался смех, и Мария крикнула:
— Что это ты поешь да поешь? Ведь от меня ты все равно ничего не получишь!
Джеронимо прервал пение, не окончив мелодии. Это прозвучало так, будто его голос и струны оборвались одновременно. Потом он снова поднялся по ступенькам, и Карло последовал за ним. В зале он сел около Джеронимо. Что же ему делать? Ничего другого не оставалось: надо еще раз попытаться разуверить брата.
— Джеронимо, — сказал он, — клянусь тебе… опомнись, Джеронимо… как можешь ты думать, что я…
Джеронимо молчал, казалось, его мертвые глаза смотрят на серый туман за окном. Карло продолжал:
— Ну, может быть, он и не сумасшедший, ведь он мог и ошибиться… да, конечно, он ошибся… — Но Карло ясно чувствовал, что сам не верит в то, что говорит.
Джеронимо нетерпеливо отмахнулся, но Карло продолжал, внезапно оживившись:
— Зачем бы я стал… ведь ты знаешь, я ем и пью не больше тебя, а когда я покупаю себе новую куртку, тебе об этом известно… к чему же мне столько денег? Что мне с ними делать?
И тогда Джеронимо процедил сквозь зубы:
— Не лги, я слышу, как ты лжешь!
— Я не лгу, Джеронимо, я не лгу! — испуганно сказал Карло.
— Эй! Ты уже отдал ей монету, да? Или она получит ее только после? — крикнул Джеронимо.
— Мария?
— А кто же еще? Конечно, Мария. Эй, ты, лгун, вор! И, словно не желая больше сидеть с ним рядом за столом, Джеронимо оттолкнул его локтем.