На следующее утро письма не было. Берта была немного разочарована, но не встревожена. Вскоре явилась Элли, ей вдруг очень захотелось поиграть с Фрицем. Горничная пришла с рынка и сообщила, что Рупиусы очень спешно вызвали врача, но она не знает, кто заболел — господин Рупиус или его жена. Берта решила сама разузнать все еще до обеда. Урок у Мальманов она провела очень рассеянно и нервно, а затем пошла к Рупиусам. Горничная сказала ей, что барыня заболела и лежит в постели, что опасного ничего нет, но доктор Фридрих строго запретил всякие посещения. Берта испугалась. Она охотно поговорила бы с господином Рупиусом, но не хотела быть навязчивой.
После обеда она попыталась продолжить занятия с сыном, но это ей не удавалось. Снова у нее возникло такое чувство, будто болезнь Анны имеет непосредственное отношение к ее собственным надеждам; будь Анна здорова, письмо бы уже пришло. Она понимала, что все это глупости, но ничего не могла с собой поделать.
После пяти часов она снова поднялась к Рупиусам. Горничная впустила ее: господин Рупиус хочет сам поговорить с нею. Он сидел в кресле за столом.
— Ну что? — спросила Берта.
— Доктор как раз там; если вы согласитесь подождать несколько минут…
Берта не решилась спрашивать. Оба молчали. Через несколько секунд к ним вышел доктор Фридрих.
— Ну, пока еще нельзя сказать ничего определенного, — медленно произнес он и, вдруг решившись, прибавил: — Простите, сударыня, мне крайне необходимо поговорить с господином Рупиусом наедине.
Рупиус вздрогнул. Берта сказала машинально: «Я не буду вам мешать», и удалилась. Но она была так взволнована, что не могла пойти домой, и направилась по тропинке между виноградниками на кладбище. Она чувствовала, что в этом доме происходит что-то таинственное. Ей пришло в голову, не покушалась ли Анна на самоубийство. «Только бы она не умерла», — подумала она. И тут же эта мысль сменилась новой: только бы от Эмиля пришло теплое письмо! Ей показалось, что опасности надвигаются на нее со всех сторон. Она вошла за ограду кладбища. Был солнечный летний день, листья и цветы благоухали после вчерашнего дождя. Но Берта поняла, что здесь ей нечего делать. Ей было даже неприятно читать на надгробном камне слова, которые уже не имели для нее ни малейшего значения: «Виктор Матиас Гарлан, скончался б июня 1895 г.». Теперь любая прогулка с Эмилем, совершенная десять лет тому назад, казалась ей не такой далекой, как годы, прожитые с мужем. Этих лет вообще не было… Не будь на свете Фрица, она бы и не поверила, что они были… Вдруг у нее мелькнула мысль: Фриц совсем не сын Гарлана… В сущности, он сын Эмиля… Возможны ли такие вещи?.. И в это мгновенье ей показалось, что она способна понять догму о святом духе… Тогда она сама испугалась своих нелепых мыслей. Она взглянула на широкую дорогу, пересекавшую кладбище из конца в конец, от ворот до противоположной стены, — в эту минуту она точно знала, что через несколько дней здесь понесут гроб с телом фрау Рупиус. Она хотела отогнать эту мысль, но перед ней во всей наглядности возникла картина: катафалк стоит перед воротами, вон там — могила, только что выкопанная двумя могильщиками, она предназначена для фрау Рупиус; и у могилы ждет господин Рупиус. Он сидит в своей коляске, с пледом на коленях, и пристально смотрит на гроб, который медленно несут люди в черном одеянии… Это было больше чем предчувствие, это было предвидение… Но откуда оно взялось у нее? Тут она услышала позади себя разговор; мимо нее прошли две женщины, одна — вдова недавно умершего подполковника, другая — ее дочь; обе поклонились ей и прошли дальше. Берта подумала, что эти женщины будут считать ее верной вдовой, все еще оплакивающей своего мужа; она сочла себя обманщицей и поспешила уйти. Может быть, есть уже какое-нибудь известие от Эмиля, хотя бы телеграмма… в этом не было бы ничего удивительного… они ведь достаточно близки друг другу… Помнит ли еще фрау Рупиус о том, что Берта говорила ей на вокзале, может быть, она повторяет это в бреду… Впрочем, все это ей так безразлично. Важно только, чтобы Эмиль написал ей и чтобы фрау Рупиус выздоровела. Она должна пойти туда еще раз, ей нужно поговорить с господином Рупиусом, он ей скажет, что врач сообщил ему… И она поспешно спускается с холма между виноградниками и направляется домой. Ничего нет — ни письма, ни телеграммы… Фриц гуляет со служанкой. Ах, как она одинока! Она снова спешит к Рупиусам, горничная открывает ей дверь. Дело обстоит очень плохо, с господином Рупиусом говорить нельзя…
— Что у нее? Вы не знаете, что сказал доктор?
— Доктор сказал, воспаление.
— Какое воспаление?
— Или, вернее, заражение крови. Сейчас придет сиделка из больницы.