Жена мудреца

На следующее утро, когда доктор Греслер отправился к маленькой пациентке, у которой с полной очевидностью обнаружилась скарлатина, Катарина ушла, но уже к вечеру появилась снова и, к его удивлению, с маленьким чемоданчиком. Правда, ночью она рассказывала, что ей полагается ежегодно неделя отпуска. Этим летом она, словно что-то предчувствуя, еще не воспользовалась своим правом. Греслер, в чаду первых объятий, поспешил предложить ей маленькое свадебное путешествие. Когда же сегодня с чемоданом в руках она радостно вбежала и объявила: «Ну, вот, я готова. Едем хоть сейчас на вокзал», в нем сразу шевельнулась досада на то, что она так бесцеремонно, с первой минуты начинает посягать на его свободу. Он был почти рад, что может сослаться на свой врачебный долг, который вынуждает его задержаться в городе еще на несколько дней. Катарину это, по-видимому, нисколько не огорчило, она тотчас же переменила тему, показала ему новые красивые желтые туфельки и стала рассказывать о своем хозяине, который только что вернулся из Парижа и Лондона с новым запасом товара; при этом она порхала по комнате, приводила в порядок книги на полке и убирала письменный стол. Греслер молча стоял у окна и растроганно смотрел на нее. Взгляд его упал на убогий чемоданчик, стыдливо стоявший перед ним на полу, и в нем шевельнулась жалость: неужели ей придется тащить его обратно домой? Вначале он ничего не сказал по этому поводу; однако потом, усевшись в свое кресло за письменным столом и посадив ее, как ребенка, к себе на колени, он, когда Катарина доверчиво обвила рукой его шею, неожиданно спросил:

— А зачем нам, в сущности, уезжать? Разве ты не можешь провести отпуск просто-напросто у меня в доме?

— Вряд ли это возможно, — неуверенно возразила она.

— Почему же? Разве здесь не прекрасно?

И, указав через окно на линию холмов, тянувшихся на горизонте, он шутливо добавил:

— Столом и квартирой ты останешься довольна.

Внезапно решившись, он подал Катарине руку, провел девушку в спальню своей покойной сестры, зажег лампу, которая озарила уютную комнату мягким розоватым светом, и великодушным жестом как бы предложил возлюбленной принять в дар все, что здесь было.

— Не хочешь? — мягко спросил Греслер.

— Это невозможно, — тихо ответила она.

— Почему? По-моему, вполне возможно.

Тогда, словно ему оставалось только побороть в ней какую-то суеверную боязнь, пояснил:

— Ведь тут все новое, даже обои. Раньше тут было куда менее уютно и хорошо.

И, помолчав, медленно добавил:

— Может быть, все так и должно было случиться. — Не говори так, — боязливо возразила Катарина.

Однако, осмотревшись немного, она повеселела и, словно испытующе, потрогала пеструю, в цветах, обивку кресла подле кровати. Потом обратила внимание на светлые салфеточки над туалетным столиком, на красивые гребни и граненые вазочки на нем. Пока она все это разглядывала, Греслер вышел из комнаты и через секунду вернулся с ее чемоданчиком. Она повернулась к нему, слегка вздрогнула и чуть-чуть недоверчиво улыбнулась. Он кивнул головой, она заколебалась, но потом, как бы уступая, протянула ему обе руки. Он поставил чемоданчик и с чувством гордости, но растроганно привлек девушку к себе на грудь.

Для Греслера наступила чудесная пора, какой он, пожалуй, не переживал и в юности. Точно счастливые молодожены, они почти весь день проводили в своей уютной квартирке, пользуясь услугами привратницы, которая тем легче освоилась с весьма необычным для городка новым положением вещей, что доктор Греслер поспешил удовлетворить ее нескромную просьбу и щедро подарил ей много вещей из гардероба покойной сестры. По вечерам счастливая парочка, тесно прижавшись друг к другу, прогуливалась под руку по спящим улицам, а однажды, в яркий солнечный день, они даже поехали после обеда кататься за город, нисколько не беспокоясь о том, что могут встретить родных Катарины, которые были уверены, что она гостит у подруги в деревне. В другой раз, когда они еще сидели за обедом, явился Белингер; доктор Греслер, заколебавшийся вначале, принять ли ему друга, остался очень доволен его посещением: адвокат был изысканно вежлив с его прелестной подругой, называл ее «сударыня» и после краткого делового разговора, ради которого он и пришел к Греслеру, любезно откланялся, на прощание учтиво поцеловав руку Катарины. После этого Греслер проникся к девушке еще большей нежностью: она показала себя хорошей хозяйкой, умеющей вдобавок прекрасно держать себя в обществе.

XII