Жена мудреца

Катарина подошла к нему потихоньку и закрыла ему руками глаза.

— Это ты? — спросил он, словно очнувшись.

— Я уже два раза входила, но ты так углубился в чтение, что я не захотела мешать.

Греслер взглянул на часы. Было уже половина девятого. Целых четыре часа он жил этой угаснувшей жизнью!

— Я просматривал письма моей бедной сестры, — пояснил он, сажая девушку к себе на колени. — Она была интересным человеком.

В первую минуту у него мелькнула мысль прочесть Катарине кое-что из этих писем, но он тут же почувствовал, что только оскорбил бы память покойной, позволив себе раскрыть ее жизнь перед человеком, безусловно не способным понять ее до конца. Кроме того, Катарина могла бы начать проводить параллели, к чему, если разобраться, у нее не было никаких оснований. Отодвинув в сторону письма, он дал ей этим жестом понять, что хочет поскорее уйти от прошлого, и тоном человека, пробужденного от тяжелого сна к приятной действительности, спросил Катарину, чем она занималась. Она принялась рассказывать, как сперва читала роман, а потом перетирала серебро и хрусталь на туалетном столике и перешивала пуговицы на слишком для нее широком китайском халатике. В конце концов ей пришлось-таки сознаться, что полчасика она проболтала на лестнице с привратницей — это очень славная, очень порядочная женщина, хотя строгий господин доктор и недолюбливает ее. Греслеру, правда, не особенно понравилось, что Катарине было так приятно беседовать с этой особой и что она в своем китайском халатике выходила на лестницу, но ведь теперь уже немного осталось — через несколько дней он будет в другом, более достойном его, более чистом окружении. Катарину он никогда не увидит больше, в родном городе тоже будет появляться лишь наездами — санаторий, наверное, потребует его присутствия там в течение всего года. Так он размышлял, а Катарина все еще сидела у него на коленях, и он машинально гладил ее щеки и шею. Но вдруг он заметил, что она смотрит на него внимательным, грустным взглядом.

— Что с тобой? — спросил он.

Она только покачала головой и попыталась улыбнуться. С удивлением и жалостью Греслер увидел, как из глаз ее скатились две слезинки.

— Ты плачешь? — тихо спросил он и в то же мгновение почувствовал, что опять думает только о Сабине.

— Ах, ничего подобного! — возразила Катарина, спрыгнула на пол, сделала веселое лицо, распахнула дверь в столовую и указала рукой на тщательно накрытый стол. — Надеюсь, господин доктор позволит мне остаться в халате?

Тут он вспомнил, что опять принес ей с чердака подарок, отыскал нитку янтаря, затерявшуюся на столе в груде писем, и надел девушке на шею.

— Опять? — запротестовала она.

— Это в последний раз, — ответил он и тут же пожалел о сказанном. Его слова прозвучали значительнее, чем он думал. Греслер спохватился: — Я хотел сказать, что…

Они сели за стол. Через некоторое время Катарина неожиданно спросила:

— Будешь ты вспоминать обо мне иногда там, куда уедешь?

В первый раз за все время она намекнула на предстоящую разлуку, что несколько смутило Греслера. Она сейчас же это заметила и торопливо добавила:

— Скажи только: да или нет?

— Да, — ответил он, с трудом улыбнувшись.

Она кивнула головой, как бы вполне удовлетворясь этим ответом, налила ему и себе вина, и они принялись беседовать, как всегда, весело и непринужденно, словно им и не предстояло вскоре расставаться или, вернее, словно она придавала очень мало значения предстоящей разлуке. Потом она стала играть своим слишком широким для нее китайским халатиком: то плотно закутывалась в него, то опускала его свободными складками, то сбрасывала совсем; потом она принялась танцевать, носясь по всей комнате, держа в одной руке шлейф с золотыми драконами, а в другой — бокал с вином, хохоча и поглядывая на доктора своими милыми глазками. Наконец, Греслер, подхватив ее на руки, скорее, отнес, чем отвел, девушку в полутемную комнату Фридерики и отдал ей всю силу своей страсти, в глубоких тайниках которой сжег и испепелил всю свою досаду на покойную сестру, эту обманщицу.

XIV

На следующее утро, когда Катарина еще спала, доктор Греслер встал и в последний раз отправился к своей маленькой пациентке, которая тем временем давно уже выздоровела, хотя все еще лежала в постели. Чтобы известие о его близком отъезде каким-нибудь образом не дошло через привратницу до Катарины, он уверил мать девочки, что намерен еще целую неделю пробыть в городе. Фрау Зоммер улыбнулась:

— Я, конечно, понимаю — вам трудно расстаться с вашей маленькой подругой. Какое очаровательное существо! И как ей идет китайский халатик, который вы ей подарили!