Жена на один год

Полтора года словно и не было. Ощущения били наотмашь своей резкостью, а картинки перед глазами яркостью.

Незнакомые люди. Горы цветов. Серые тучи над головой… И отчаяние. Оно разрушало изнутри как коррозия.

Там, на кладбище, рядом с Никитой, мне тоже хотелось умереть. Обнять его и вдвоем спрыгнуть в ту же яму, в которую опустили гроб его беременной жены.

Глава 10

Никита

Несмотря на поздний вечер в адвокатском бюро «Лаевский, Бояринов и партнеры» все еще бурлила жизнь. Последнее громкое дело завершилось победой, и коллектив сам устроил для руководства праздник.

При других обстоятельствах я бы разогнал всех этих лентяев по домам, но сегодня не было желания даже вставать из кресла.

За нас двоих на банкете отдувался Павел. Моего участия никто не требовал даже ради приличия. И можно было спокойно подремать с открытыми глазами перед окном.

Вид на ночную Москву с двадцать девятого этажа завораживал. Кое-где мелькали огнями новогодние ёлки. Жители, словно муравьи, спешили туда-сюда по своим делам. По дорогам, будто по артериям, текли потоки машин.

Наверное и мне стоило, бросив вечеринку на Пашу, сесть в свою машину и уехать домой. Все равно анекдотов от меня никто не ждал. Медленных танцев с продолжением в интимной атмосфере — тоже.

Во-первых, потому что за этим последовало бы увольнение. Слишком близкие контакты в бюро не приветствовались. Ни между работниками, ни между работниками и руководством.

Во-вторых, потому что не хотелось. В списке главных развлечений уже давно значились лишь еда и сон. С ними я худо-бедно справлялся. А женщины…

Словно продолжение моей мысли, экран телефона вспыхнул надписью «Кристина», и кабинет заполнился звуком мелодии.

Учитывая позднее время, можно было не отвечать. Но Кристину я знал слишком хорошо. За одним неотвеченным звонком последовал бы второй. За ним третий и так до победы.

— Привет. Спасибо, что не игнорируешь, — произнесла она, стоило мне нажать на кнопку вызова. — Слышала, у вас с Бояриновым сегодня праздник.

— Привет. Небольшой. Да. — Я глянул в сторону двери, радостный шум за которой нарастал с каждой минутой.

— Восхищаюсь твоей скромностью. Никита, кадры из суда даже по телевизору показывали! — В трубке послышался смех. — Я, кстати, успела записать. Буду на повторе смотреть и наслаждаться. В этом синем костюме ты нереально хорош.

— Спасибо. Я не смотрю телевизор. Но если тебе понравилось, то рад.

Мы сказали друг другу всего несколько фраз, но мою челюсть уже начало ломить от желания зевать.

— А как ты смотришь на то, чтобы я приехала? — голос в динамике с восторженного превратился в напряженный, выжидающий.

— Мне кажется, мы уже говорили об этом.

Я все же зевнул.

— Но я могу приехать как друг, — Кристина не сдавалась. — Мы знаем друг друга столько лет, что можем просто вместе отпраздновать вашу победу.

— И об этом мы тоже говорили.

— Лаевский, и почему ты такой упрямый? — всегда сдержанная, Кристина взорвалась. — Тебе всего тридцать два. Не семьдесят и не восемьдесят. Полтора года прошло после аварии. Сколько еще нужно, чтобы ты вернулся к нормальной жизни?

— Я нормально живу.

Лучше всего сейчас было попрощаться. Выслушивать чужие наставления после тяжелого дня казалось не самым лучшим занятием. Лимит терпения и без Кристины подошел к концу. Однако одна маленькая деталь из недавнего прошлого не дала закончить вызов.

— Я помню, как ты живешь. И это неправильно.

— Кристин…

— Не нужно меня перебивать! Твое монашество ее не воскресит. А вот себя в гроб загнать ты сможешь легко.

— Стоп!

— Мне кажется, ты даже хочешь этого. Так и прешь туда, отталкивая от себя всех. Ты словно цель себе поставил. И огородился от целого мира. — О том, чтобы остановиться, Кристина, казалось, и не думала. Слова лились из нее потоком.

Третью попытку прервать эту непрошеную лекцию я делать не стал. Не отключая телефон, положил его на дальний край стола. Шумно выдохнул, будто хотел вытолкнуть из легких какой-то неправильный воздух. И притянул к себе стопку бумаг, которые собирался посмотреть в понедельник.

Любая работа была лучше, чем разговор с Кристиной. Любые заявления или жалобы полезнее, чем ее слова.

Я не просил меня спасать. И не копал себе никакую могилу. Мне банально было жалко ее, вцепившуюся в меня клещами. Жалко до такой степени, что когда она пришла в мою квартиру спустя полгода после смерти жены, я не захотел к ней даже прикасаться.

Как памятник смотрел на стриптиз посреди своей квартиры. Не участвовал — не одобрял и не гнал. Но когда приблизилась — одел, будто маленькую и, вызвав такси, выставил за дверь.

Без объяснений. Без обещаний. Вообще без слов.

Невозможно было объяснить, что я просто не хочу. Не из верности погибшей жене. Не из-за внезапно развившейся дисфункции. И не из-за еще какой-нибудь ерунды, о существовании которой знают лишь жалостливые женщины.

Тело реагировало правильно. А внутри словно брезгливость проснулась. Видел похоть в глазах. Слышал театральные стоны при каждом движении.

И воротило.