Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! (СИ)

— Люби его! О! — нашла слово волчица. — Лаской, любовью… Погладь… Он у нас это дело любит. Перед лаской устоять не может!

— Ах, вы про обнимашки? — с ужасом облегчения выдохнула я, глядя на Карачуна. Наконец-то мы друг друга поняли! Ну надо же! А сразу нельзя было сказать?

Так, осталось взять себя в руки и подойти к нему, пока не поздно. Не хочу представлять, что в лесу творится!

— Быстрее! — гнали меня Метель и Буран. Я подошла и робко погладила мужа по шубе. Чувство в душе было просто ужасное! Как можно гладить того, кого ненавидишь? Моя рука осторожно провела по его шубе еще раз.

Он словно не слышал меня и не видел. От него во все стороны расходился лютый мороз.

— Елиазар, — подсказывали мне мохнатые суфлеры.

— Елиазарушка, — прошептала я, чувствуя, как внутри меня все негодует. Дрожащая рука гладила его шубу. — Перестань…

Брррр! Не могу… Вот как можно гладить его, когда он…

— Перестань, прошу тебя, — прошептала я, беря его за ледяную руку. — Елиазарушка, хватит… Не надо людей морозить…

И тут случилось то, чего я никак не ожидала. Холод исчез. Рука стала теплой. А взгляд его прояснился.

— Елиазарушка, милый, — прошептала я, решив закрепить успех. Я гладила его огромную руку, стараясь не смотреть в глаза. — Прошу тебя… Не надо так…

Рука погладила меня по щеке. А я с удивлением распахнула глаза. Тут у мужика есть волшебная кнопочка, и не та, к которой мы, женщины, так привыкли? Ты его погладил и все? Вот так просто?

— Ну все, все, — гладила я руку, словно успокаивая. Кто ж тебя так сократил до Зюзи? Такое имя красивое… Елиазар…

— А то разбушевался тут, — прошептала я, пытаясь забыть хоть на мгновенье о том, кто передо мной. — Не надо, мой хороший…

Послышался глубокий вздох. Получилось! Мама! Получилось! Это как так?

— Подарки мои возьмешь? — послышался голос. А я боялась даже поднимать глаза.

— Возьму, Елиазарушка, — прошептала я, опустив глаза в пол. — Все возьму… Только не морозь…

Я услышала усмешку. А потом почувствовала, как меня потрепали по волосам. Опомнилась я только когда он исчез.

— Так, дайте мне подышать в моральный пакетик, — выдохнула я, садясь на снежную кровать. — У меня глаз дергается… Это ж надо?!

В ледяном зеркале отражались мои до сих пор квадратные глаза. В них стоял немой вопрос. Просто погладить… Нежно… Обнимашки и погладить…

В этот момент мне почему-то стало так жалко его. Это ж… Я прижала ладони к щекам, покачиваясь на месте.

— Накукуя ты в лес пришла? — послышался голос кукушки.

— Кукушки перелетные, — вспомнила я. И ведь правда! Я ни разу в лесу зимой кукушек не встречала!

— А медведи в спячку впадают… — согласился Буран. — Всю зиму спят… Лапу сосут…

— Почему просто погладить?! — все еще удивлялась я, видя, как хмурое и пасмурное небо сменилось ярко-малиновым закатом. Лес снова стал красивым, тихим, заснеженным и каким-то пушистым. Да-да, именно пушистым. На ветки налипло столько снега, что деревья стали клониться к земле.

— Потому что для древних богов все люди — дети… — вздохнул Буранушка. — Вот сколько тебе?

— Мне? Двадцать семь… Было бы… В марте, — заметила я, горько усмехнувшись. Никогда не думала, что я так скажу однажды.

— А он от сотворения мира здесь. Вот как ты думаешь? — вздохнул медведь. — Слышишь. Люди из лесу бегут… Видать все выбежали, раз птицы умолкли.

— Иванушка! — послышался надрывный женский голос. — Иванушка! Родненький!

— Замечательно! — встала я, слыша, как птицы уже несут весть. На меня опять налетели воробьи.

— Человек! Чивчивовек! Челомек! — атаковали меня со всех сторон, как мошкара. — Челомек-чек-чек!

— Дура! — басом прямо на ухо выдал кто-то из этой стаи. Я начинаю его обожать! Я хочу вычислить его и покормить. Лично!

— Так, собираемся! У нас еще один потеряшка. Потеряшка, который ищет потеряшку! — выдохнула я, понимая, что сидеть сложа руки нельзя!

— Иванушка! — кричал голос, пока я вытаскивала из-под кровати теплую одежду.

— Вы мне тут одежды принесли, — заметила я, выбирая вещи потеплее.

Я с подозрением посмотрела на «хыщников».

— И почему-то у меня три левых рукавицы! — пересчитала я наши запасы. — И три стоптанных на правую ногу валенка! Два больших, один маленький. Погодите, а где предыдущие владельцы валенков?

— Дома сидят. На печи греются, небось, — заметил Буранушка. — Они мне то тулупы кидают, то шапки… Мужик один штаны кинул… Нет, я то че? Я ничего! Я схватил и сюда принес! Ты ж сказала, что теплая одежа нужна! Теперича все собираю! Рукавицей кинули, я ее в зубы! Это только сейчас я допетрил, пока ты спала, что надобно подольше постоять! Чтобы побольше накидали! А если рыкну, то целую гору навалят! Они убегают в деревню, а я все нам несу!

— Молодец, — похвалила я. — Ты у меня молодец.

— Молодец не молодец, а ме-е-еду бы, — намекали мне.

— Вон наш мед в лесу ходит! Ивана какого-то зовет! — кивнула я в сторону окна.

— Ванечка! Дурачок! — слышался женский плач, словно в подтверждение моих слов.

Спасатели выдвинулись незамедлительно. Мы уже собирались спешить на помощь, как вдруг я вспомнила, что балалайку забыла!