Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! [СИ]

— Это так издревле медведей отпугивали, — пояснила Метелица. — Они так больше и страшнее кажутся. Вон как юбку задрала. А медведи и не нападают. Думают, что за чудище такое неведомое у него на дороге стоит! На человека не похожее. Вот и идут своей дорогой. Боятся, что не сдюжат!

Мы приблизились, как вдруг рубаха с визгом резко задралась.

— Как тебе не стыдно нападать на голую женщину! — выкрикнула красавица, видимо, нам.

— А! — заорал Буран, дернувшись и уронив меня в сугроб.

— Никак не привыкну, — помотал головой Буранушка. — Каждый раз пугаюсь! Идет вроде девка… А потом оп! И нечисть какая-то! Страшно становится! Вот гляди, на что похоже? На человека не похоже! Человека в тулупе видишь часто! Или в рубахе. А тут где голова? Нет головы! Точно, нечисть!

Теперь я знаю, кому в страшных снах снятся голые девушки.

— Эй, красавица, — крикнула я. — Вы тут… какого…

Я посмотрела на медведя и волчицу.

— Подскажите словечко какое-нибудь крепкое, чтобы ей понятно была степень моей любви к ней! — попросила я.

— Уд срамной, — переглянулись звери. Отлично! Так, а что это вообще такое?

— Это то, что есть у мужчины, но нет у женщины, — подсказала волчица. — То, чем они в лесу метки на деревьях оставляют!

Не топор, и ладно! Кажется, вот здесь я уже догадалась, о чем речь.

— Какого уда срамного ты, срамноудная девица, творишь всякую срамноудню? — выкрикнула я, видя, как рубаха опускается. На меня смотрели синие глазища — блюдца в пол-лица.

Глава десятая. Лобзай лобзик!

— Че? — спросила меня красавица, глядя на меня своими блюдцем.

— Тепло ли тебе девица? — посмотрела я на заснеженный лес. — Тепло ли тебе, красная?

— Т-т-тепло, — закивала девица, перекидывая косу и теребя ее. Бррр! Как ей не холодно! Она же в одной рубахе! Вон ее кожух валяется!

— Тогда какого ты такая отмороженная? Я спрашиваю, что в лесу забыла! — возмутилась я, обводя руками заснеженные ели.

— Я никогда не забуду его… — всхлипнула девица, пока я пыталась утрамбовать ее в кожух и тащила к медведю. — Жениха своего, Ванечку! Он у меня заблудил!

— Ну заблудил мужик! А в лес-то чего поперлась? — осмотрелась я. — С кем тут в лесу блудить можно? Тоже мне, гнездо разврата! Милая, если твой блудит со зверьми, то сделай вид, что ты с ним не знакома!

— Заблудил он в лесу, сердцем чую! — выдохнула девица, роняя слезы. — Прямо тяжесть на сердце лежит… Беда с ним приключится! Ушел, ничего не сказал!

— Я не знаю Ванечку лично, — заметила я. — Но если он зимой в лес поперся, то там уже беда приключилась! С головой!

— Никуда не пойду! — рванула отчаянная красавица, съездив мне косой по лицу. — Пока Ванюшечку моего не разыщу, голубчика! Ваня!!!

Ее голос спугнул стайку снегирей, которые новогодними красными шарами сидели на елке. Я достала из мешка бумагу снежную и взяла палочку.

— Так, спокойствие! — тряхнула ее я. — Давай по порядку. Где в последний раз ты видела Ваню? Вспоминай!

— В последний раз, — зарыдала девица. — Я видала его на печи!

— Отлично! Ушел из дома и не вернулся, — согласилась я, терпеливо ожидая, когда красавица проревется. — Когда ушел, утром, днем, вечером? Сколько дней прошло?

— Ой, как целая вечность! — всхлипнула девица, когда я на нее шубу свою накинула.

— Значит, давно. Плохо, — напряглась я, осматриваясь по сторонам. — Поконкретней можно? Эм… Сколько ноченек не спала?

— Одну, — вздохнула девица, отогревая руки в трофейной шубейке.

— Одну — это хорошо, — обнадежила я. — Лучше, чем несколько!

— Одну ночь не спала, а потом сон сморил… Все Ванечка мой снился! — всхлипнула девица.

— Беда, — выдохнула я, сама чуть не плача. — Так он сутки пропал?

— Нет, утки у нас в хлеву! — заметила девица. И тут же с надеждой спросила. — А что это все поможет его найти?

— День его нет! Да? — тормошила я красавицу. Она кивнула. Ура! — Итак, день назад ушел и не вернулся Иван! Что у него при себе было, не помнишь? Что с собой из дома забрал?

— Сердце мое и покой… — прошептала девица, сидя нахохлившимся воробьем. — Солнышко ясное забрал… Как ушел, так мне словно темень все застилает… От слез света белого не вижу!

— Ничего с собой не взял, — вздохнула я, делая пометки на снежном листе бумаги. Иначе не запомню!

— Так, переходим к внешности! Опишите его, — попросила я, задумчиво глядя на снегирей.

— Глаза у него, как два омута. Как глянешь, так пропасть в них хочется… Посмотрит, как рублем одарит! Руки у него крепкие! А в плечах — косая сажень! Кудри буйные, зубы, как жемчуга, — начала девица, мечтательно глядя куда-то на снежные елочки. — Уста его сахарные, так бы лобзала и лобзала! Только разыщите его, умоляю!

— Ладно, найдем твоего Лобзика. Если ты нормально вспомнишь! Цвет глаз? Волос? Во что одет был? — не выдержала я.

— Уста медовые, как говорит, так словно мед растекается… — вздыхала девица, закрывая глаза. — А как обнимет, так сердце вон просится! Улететь хочет, ретивое!

Ладно, успокойся! Мы не летом на пляже ищем! Скорее всего, он одет, так что плевать, какие у него там глаза!