Дальше стояли консервы. Седовласая покупательница так же изучала банки и явно хотела бы взять что-то хорошего качества. Но в итоге выбирала что похуже. Кильку, горошек, какую-то тушенку, в которой от тушенки, судя по стоимости, было одно название. Банку с горбушей и вовсе поставила на место после того, как достала из кармана несколько смятых купюр и пересчитала их.
Глаза тут же наполнились слезами. Не знаю, может, это все гормоны, а может, и не только они. Я мигом вспомнила, как буквально несколько месяцев назад сама так же стояла в магазинах. Выбирала все самое дешевое и отказывала себе не только в деликатесах, но зачастую и в самом необходимом.
— Тележку, скорее! — шепнула я одному из охранников, а сама осталась следить, что именно брала в руки старушка.
Ну а что, я работаю, получаю зарплату, свои деньги трачу — имею право. Вскоре тележка начала пополняться тем, на что падал взгляд бабули, но что она с таким сожалением откладывала. Курица, творог, молоко, хорошие макароны, гречка, рис.
Господи, это же только самое необходимое! Чем она вообще питалась? По виду и не сказала бы, что она нуждалась, уж больно осанка горделивая.
Помимо этого, я закинула в тележку мясо, колбасу, сосиски, конфеты нескольких видов, печенье, кофе, чай, фрукты и овощи.
Помчалась на кассу, чтобы успеть пробить всю эту гору до того, как старушка закончит свои покупки.
Через пять минут хлопнула себя по лбу. Лангустинов-то забыла! Впрочем, их отчего-то мне больше и не хотелось.
Пока ждала ее, жутко нервничала — вдруг откажется принять? Ладно, уговорю.
И... как в воду глядела.
Когда старушка зашаркала от кассы к выходу, я поспешила ей наперерез:
— Извините, можно вас?
— Что такое? — Она не сразу поняла, что обращаются к ней.
А голос-то какой мелодичный и звонкий, я аж диву далась.
— Простите, как вас зовут? — улыбнулась я, желая дать понять, что не стоит ждать от меня подвоха.
— Любовь Валентиновна, а что? — нахмурилась старушка, задержав взгляд на моем круглом животе.
— Любовь Валентиновна, простите великодушно, но я следила за вами в магазине, — чистосердечно призналась я.
Собеседница мигом подобралась и прищурилась:
— Это еще зачем?
— Ну, — смутилась я поначалу. — Так получилось. Просто увидела, как вы откладывали то, что действительно хотели. В общем, — махнула рукой на забитую тележку, — это все вам.
Любовь Валентиновна недоуменно вытаращилась сначала на тележку, потом на охранников, потом на меня, развела руками:
— Так нет у меня денег-то, милочка. Это же прорва денег.
И развернулась, намереваясь уйти.
— Вы не поняли, это бесплатно.
Старушка подбоченилась, хмуро пробурчала:
— Знаю я вас, гору наобещают, а потом денег стребуют. Али еще чего похуже.
— Любовь Валентиновна, клянусь, ничего с вас не потребую. — И, понизив голос, продолжила: — Я сама была в такой ситуации, зато теперь могу помочь. Так отчего бы это не сделать? Парни помогут донести продукты до дома, не волнуйтесь.
Еще несколько минут ушло на то, чтобы уговорить строптивую старушку. В итоге мы дружной толпой проводили ее до квартиры.
Оказалось, Любовь Валентиновна, которой совсем недавно исполнилось восемьдесят лет, в прошлом работала учителем музыки в школе. А теперь доживала свой век на более чем скромную пенсию. Родственников не осталось, подруг тоже, вот и вышло, что помочь стало некому.
Старушка рассыпалась в благодарностях всю дорогу, когда поняла, что я не шучу и не собираюсь ее грабить или еще что похуже.
— Хорошая ты девочка, Мила, — сказала она мне напоследок. — Развей свои сомнения, любит он тебя. Все у вас хорошо будет. И мальчонка здоровенький будет.
— Откуда вы?.. — Мои брови совершили фееричный взлет до роста линии волос.
— Опыт, милочка, — по-доброму улыбнулась Любовь Валентиновна и подмигнула.
Всю дорогу до дома из головы никак не выходили ее слова. Ну ладно, может, как-то можно по форме живота понять, что будет мальчик, ну, или по внешнему виду будущей матери. Дедовских методов пруд пруди.
Но откуда она узнала о другой моей печали? Да, время шло, я понимала, что люблю Артура все больше. Люблю, как он смеется, как поворачивает голову, как ест, как хмурит брови, как сопит во сне, как обнимает меня и многое другое. Только вот от него признаний в любви так и не дождалась. Не муж, а словесный скряга, честное слово. Зажал несчастные пять букв.
Я тут и готовила ему, и на работе старалась, и массажик, и поговорить, и поддержать, и понежиться, и красивая всегда, и наряженная, и с прической. А он...
В общем, к дому подъезжала в слезах. Стало жалко Любовь Валентиновну, которая без семьи и поддержки осталась на старости лет. Сама того не зная, она подняла из глубин один из моих страхов — умереть в одиночестве. И даже Кристину было жалко. А себя и вовсе стало жальче всего — что ни делаю, а Артуру все не то. Сухарь и есть!
Я поднялась в спальню и бухнулась на диван, закрыв лицо руками. Заплакала — горько, громко. Дала выход эмоциям, позволила выплеснуться наружу всем тревогам и печалям.
Раздался громкий стук в дверь.
— Мила, что случилось?
Артур. Не ждала его так рано. Я вскочила и подлетела к зеркалу.