Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Я сделала глубокий вздох, пытаясь догадаться, к чему он клонит. Ему известно все, и он решил простить меня. Слишком поздно. Невысказанного прощения уже недостаточно, и страх уже не служил сдерживающим фактором. Я почувствовала уверенность в своих силах и сказала:

— Как я знаю все о тебе.

— Замечательно. — Пилат сверкнул глазами. — Давай поговорим о Голтане. Из-за него мне пришлось терпеть унижение. Благодаря Ливии твое поведение стало предметом разговоров в Риме. Мне только и остается, что отправить тебя в изгнание. И никто меня за это не осудит. Если бы этот негодяй был жив, он отнял бы тебя у меня. Я также уверен, что вы вдвоем не успокоились бы, пока не нашли бы способ выкрасть Марцеллу.

— Я не отрицаю этого, как и ты не можешь отрицать, что во время нашей супружеской жизни у тебя было бессчетное множество женщин, Титания, например. Ты думал, я не знала о ней, не знала о другом твоем ребенке, родившемся в один день с Марцеллой? Да, я знала о твоем сыне, который потом умер.

Пилат опустил голову.

— Я причинил тебе боль, и я об этом глубоко сожалею.

—Я тоже причинила тебе боль, но я не сожалею об этом. — Я слышала себя словно издалека и поражалась тону, которым говорила, и словам, которые произносила. Это так не похоже на меня.

— Понятно. Но могу ли я рассчитывать на прощение?

— А тебе не все равно после того, что произошло?

Он ответил не сразу:

— Мы оба так много потеряли. Что же, мы должны потерять Друг друга?

Я усмехнулась, вспомнив свои шестнадцать лет и молодого центуриона с голубыми глазами и обворожительной улыбкой, пришедшего к моему отцу. Я вспомнила заклинание и почти почувствовала запах ароматических масел, поднимавшихся из ванны. Какой наивной и глупой девчонкой я была! Я вспомнила обжигающие душу приступы ревности, которые отравляли молодые годы.

Пилат слегка коснулся моей щеки.

— Ты когда-то любила меня, и, наверное, очень любила. Способна ли ты снова полюбить меня? — Он дотронулся до систрума, висевшего у меня на шее. — Что бы сказала по этому поводу твоя Исида?

— Что ты едва ли годишься на роль Осириса.

— А твой мистагог? Не сказал бы он, что каждое супружество — это союз Исиды и Осириса или я — Осирис, посланный тебе богиней?

Я засмеялась. Каков хитрец! А может быть, при всей нелепости его предположения, он прав? Или Исида хочет, чтобы я собрала и сберегла оставшиеся части этого союза? На меня нахлынули воспоминания — хорошие и плохие. Перед глазами возникла картина похорон моей сестры. Я вспомнила охвативший меня ужас и унижение. Пилат, готовый пойти на все, пожертвовать всем ради достижения своих целей, остался преданным мне и ехал рядом со мной в похоронной процессии. Мы зачали Марцеллу в те тревожные времена.

— Марцелла любит тебя, — наконец сказала я.

— И кроме этого, у нас ничего не осталось? — Он старался заглянуть мне в глаза. — Мы так много пережили и стали мудрее. Ты цела и невредима, ты здесь. Скажи, что ты всегда будешь рядом.

Он все знал и тем не менее простил меня. Голтана больше нет, на мою же долю выпало жить. И я должна жить ради Марцеллы. Когда-то я любила Пилата. Пройдет время, и, может быть...

— Да, — сказала я, встретив его взгляд. — Я всегда буду рядом. 

Эпилог

После суда все, казалось, шло вкось и вкривь. Император не одобрял никакие действия Пилата. В конце концов нас отозвали в Рим. Новых назначений больше не предвиделось. Мне не требовалась прозорливость, чтобы понять: настало время начать новую жизнь в каком-нибудь другом месте.

Когда в чудесном сне я перенеслась в дом, где провела детство, я восприняла это как знак от Исиды. Почему бы не вернуться в Монокос? Окончательно отчаявшийся, Пилат проявлял безразличие к тому, куда ехать.

Прибыв в этот город, мы поразились, насколько изменился некогда небольшой гарнизонный поселок, где я выросла. Здесь стало многолюдно, узкие улицы, поднимавшиеся в горы, запружены колесницами. Что можно было ожидать по прошествии стольких лет? Но все же Монокос не потерял своей прелести. Освежающее дуновение ветра с моря, запах водорослей, шум прибоя в ночной тишине. Сладкие воспоминания, пробуждающие души моего любимого отца, матери, красавицы сестры со смеющимися глазами, царственной Агриппины — их беспокойные тени где-то рядом.

Чего я никак не ожидала, это увидеть здесь Мириам. До меня дошли слухи, что ее до смерти закидали камнями в Иерусалиме. В течение многих лет я молилась Исиде за упокой её души, как и душ многих других людей, коих я потеряла. Какая радость узнать, что моя старая подруга жива и здорова!

Конечно, она изменилась — ее великолепные волосы посеребрила седина. Многие идут к ней и называют ее Магдалиной. Она встречается с ними в обветшалом храме какой-то забытой богини и рассказывает об Иисусе. Даже Пилат иногда ходит на эти встречи. Как ни странно, он находит там утешение. И, что еще более странно, прихожане его приняли и простили.