— Но я все равно не понял, как она оказалась с тобой в палате?
— Она вроде жизнь мне спасла, — осмыслил я наконец самое главное событие вчерашнего дня. — Скорее всего, нож вошел бы в бочину или в живот. Но она меня оттолкнула. Потянула, а потом мы упали.
После этих подробностей Марат растерял свое быдловатое напускное веселье и сдвинул брови.
— Нож? — переспросил он.
— Угу. Машина проехала мимо. Явно следили за мной.
— Накануне оглашения завещания Агеева — это слегка подозрительное совпадение.
— Слегка? — переспросил я. — Подозрительное? Это мягкий намек, что скоро я сыграю в ящик.
— Думаешь, он все тебе оставил? — продолжал рассуждать вслух брат.
— Вообще не думал об этом. С чего бы. Может завещал мне свою любимую камеру или мамины фото. Хотя этот урод скорее бы выкинул все снимки в сеть, чем отдал мне.
— У него осталась компания.
— Марик, ты серьезно? — я начинал злиться. — Агеев всю жизнь делал вид, что меня не существует. С чего бы ему оставлять мне компанию?
— Но ты приглашен на оглашение, а теперь еще и покушение это. Возьми охрану, Руслан.
Я отмахнулся.
— К черту. Я вообще не собирался пешком ходить. Все случайно вышло, пошел за Миланой…
— Пошел за ней? — перебил Марат. — За этой цыпой?
— Да.
— А если она была приманкой?
— Она меня оттолкнула. Ты не слышал? Зачем ей меня спасать от ножа тогда?
— Да черт знает. Девки — дурные создания. Может, перетрухала по факту.
— Нет, — отмахнулся я. — Она точно случайно оказалась в моей заварушке. Ты ее совсем не знаешь…
Марат приподнял бровь.
— А ты знаешь? Сколько вы знакомы? Часов пять? Три из них ты был в отключке.
Я не стал ему рассказывать: как мы познакомились, как Милана переживала, как ждала меня и просилась пописать в мой унитаз. Марат все равно не оценит и не поймет. Никто не поймет, кроме нас с ней. Можно сколько угодно быть скептиком, циником и теоретиком, но вляпываясь в такую ситуацию, забываешь логику и доверяешь интуиции. Я знал, что Милана хорошая девочка. У нее на лбу это было написано.
Хорошая, добрая, немного несчастная, очень славная, ранимая, безумно красивая. Кажется.
Хотя совсем не в моем вкусе. Я предпочитал роковых блондинок, которые быстро встают на колени. Такие милые мышки, как Мили, меня не особенно привлекали. Если бы она не начала ругаться на мои сигареты…
Я вспомнил ее большие, немного грустные глаза. В них не было радости, когда она улыбалась своей подруге. Зато они искрились возмущением, когда Мили громко сообщала об омерзительном запахе от сигарет.
Я бы прошел мимо нее на улице, но в ресторане сложно было игнорировать. Как она вспыхивала, едва наши взгляды встречались. Я бы хотел увидеть румянец на щёчках после оргазма, который я ей доставлю.
Ее панику после нападения невозможно было сыграть, изобразить. Мы говорили и делали странные вещи этой ночью. Я никак не мог отделаться от ее образа, не хотел открывать глаза и снова видеть брата. Приятнее было вспоминать стройные ножки Мили, и как ветер трепал ее русые волосы, пока мы ждали скорую. Пряди прилипали к ее губам. Она зачесывала их рукой назад, и они рассыпались по плечам.
— Руслан, это побочка какая-то, или ты так рад меня видеть?
Я открыл глаза.
Марат пялился на мой пах. Кажется, Мили продолжала меня будоражить и на расстоянии. Надо же, от одних мыслей о ней — встал. Еще и при брате. Жесть.
Я скорее натянул одеяло до пояса и огрызнулся:
— Ты себя в зеркало видел, мелкий? На тебя и у Элтона Джона не встанет. А я вроде не из геев.
— Ну знаешь… — обиделся Марик. — Мало ли… Ты странный сегодня Руслан. За девочкой бегаешь, членом тычешь в потолок. Я уже не знаю, что от тебя ждать. Стараюсь не думать об инцесте.
— Заткнись, придурок.
Я прикрыл глаза снова, грудь тряслась от сдерживаемого смеха. Но Марат исчерпал лимиты юмора и вернулся к насущным проблемам.
— Даже если выносить твою нимфу-Милану за скобки, этих чудиков с ножичком из машины нужно искать. Отец точно не оставит их поиски ментам онли.
— Отец? — переспросил я. — Ты ему сообщил?
Марик хмыкнул.
— Ага, прям. Это он мне позвонил среди ночи и велел мчать к тебе с утра раннего.
— Бля… — не выдержал я. — Откуда он узнал?
— Так от ментов, конечно. Через дядю Колю.
— Салмановский опер?
— Он самый.
— Я думал, он давно помер.
— Живой, — махнул рукой Марат. — Еще простудится на наших похоронах. Скажи спасибо, что отец матери не сказал. Бережет ее.
— Спасибо, — буркнул я.
Пришел медбрат Николай, и мы замолчали. Он возился с моей капельницей, снова измерил давление. Проверил руку и сообщил, что готовит бумаги на выписку. Мне велели не тревожить руку две недели, приезжать на осмотр через день.
Марат отвез меня домой и остался на ночь. Конечно, пришлось позвонить отцу и отчитаться о здоровье.
— Как ты, Русь? — спросил он без долгих приветствий.
— Норм, пап. Зря столько шума поднял.
— Я поднял только Марата, которому вредно спать до обеда. Кто-то должен был отвезти тебя домой. В больнице и так знали, кто ты.
— Ладно. Согласен. Спасибо за беспокойство и что маме не сказал.
— Ей не стоит знать.
— Снова согласен.