Жена по принуждению

Это действительно было не важно. Ларисе нужно было не осуждение, а помощь. Ей нужна была забота и поддержка. То, как она плакала на плече у мужа, дало это понять яснее ясного. Она нуждалась в лечении, а не в том, чтобы её окончательно загнали в угол. Как ни пыталась я найти в себе ненависть к этой женщине, у меня не получалось. Жалость, сочувствие, ревность. Но не ненависть. Хуже того, как она наказала саму себя, наказать не сможет её уже никто. Ни один суд на свете теперь не даст ей право растить дочь, ни один суд не даст ей право опеки, что бы она ни делала. Вряд ли теперь она сможет получить право принимать хоть какое-то участие в судьбе Майи. Суд не позволит ей этого. Единственный, кто может позволить – Яков. И я хотела попросить его об этом. Попросить дать возможность Ларисе видеться с дочерью хотя бы в его присутствии. Но не сейчас. Позже, когда она пройдёт лечение, когда я сама найду в себе силы для этого разговора.

Яков погладил меня по талии и отпустил. Я вернулась к окну.

– Стас сегодня уезжает, – сказала словно бы вскользь. Взяла стакан с водой. Отпив, посмотрела на мужа исподлобья.

На нём были мягкие, немного застиранные домашние джинсы и простая футболка. Пожалуй, сейчас он выглядел даже сексуальнее, чем в привычных брюках. Тёмные волосы были небрежно причёсаны, на шее – цепочка. Взяв свежий багет, он открыл холодильник и достал банку шоколадной пасты. Включил кофемашину и только потом одарил меня взглядом. От этого его взгляда у меня затянуло внизу живота. Лёгкое раздражение и откровенная ревность, пронизанная откровенным «ты моя». Ему даже говорить этого было не нужно.

– Не хочешь спросить, куда?

– Куда? – с безразличием.

– В Канаду, – подошла. Поставила стакан позади него возле раковины. – Его пригласили работать в хорошем клубе, – посмотрела выразительно.

Взгляд Якова оставался беспристрастным. Только уголок губ пренебрежительно дрогнул. Я положила руку на его предплечье, провела до локтя.

– Удивительно, да?

Яков хмыкнул, развеивая последние сомнения. Стоило Стасу сказать о приглашении, я заподозрила, что это не просто так. Подобные шансы не выпадают случайно даже самым достойным. Каким бы талантливым хоккеистом не был Стас, приглашение в Канаду… Это слишком. Такого просто не бывает. Не бывает просто так. Я понимала это, понимал, скорее всего, и Стас. Яков слегка сжал мою ягодицу, я в ответ – его руку.

– Он хороший человек, Яков, – проговорила тихо. – Спасибо.

– Я не для него это сделал, – выпустив меня, он отвернулся.

Я подошла снова.

– Я знаю, – сказала спокойно. – И знаю, что не для меня.

– Да чёрт возьми, – Яков не сдержался. Схватил меня и, взяв за плечи, развернул к себе. – Ты можешь себе представить, как меня раздражает, что он трётся около тебя?!

– Понимаю, – ответила с улыбкой, едва сдержав смех.

Яков даже не заметил этого. В тёмных глазах так и полыхала ревность, на фоне которой намертво было выжжено всё то же «ты моя». Это «ты моя» отпечаталось и в моём сердце.

– Когда-нибудь я бы не сдержался и начистил-таки ему рожу, – продолжил Яков.

– Точно начистил бы, – шёпотом. Дотянулась до него, обвила рукой шею. – А потом мы бы с тобой поругались, – в самые губы. Потихоньку поцеловала. Мягко, нежно. – Помирились бы и опять поругались. Потому что ты ревнивый, как незнамо кто, – ещё один поцелуй. – Хотя я тебе уже говорила: Стас – прошлое. Настоящее – ты, – ближе к нему. Прижалась всем телом. – Ты, – едва слышно, целуя сладко, неспешно.

Услышала его сдавленное рычание, почувствовала, как он пробрался рукой мне под футболку, и закрыла глаза. Подумать только… Когда-то этот мужчина схватил меня посреди улицы и засунул к себе в машину только потому, что у него было плохое настроение. Где-то в моём родном городе, на самом краю света. А теперь…

– Я люблю тебя, Яков Серебряков, – продолжая целовать. – И… Мне нравится твоя фамилия.

– И мне нравится моя фамилия, – ладонью по голой спине. – Особенно с твоим именем, Мира. Мирослава… – обхватил голову, углубил поцелуй.

Я тихо застонала. Мирослава Серебрякова… Да, мне нравится. А ещё нравится его ладонь на голой коже, пальцы, вырисовывающие позвонки. И его откровенное желание тоже нравится. Очень…

– Люблю, – мне в самые губы. Прижался лбом ко лбу и повторил, перебирая волосы: – Люблю тебя, – коснулся живота. – Вас.

Где-то в глубине дома раздались шаги. Лёгкие, быстрые и звучные. Такие, принадлежать которые могут только ребёнку. Пчёлка…

Яков тоже понял, что уединение наше вот-вот будет нарушено. Но прежде, чем это случилось, я погладила его по скуле, опустила ладонь к сердцу. Ничего не сказала, просто прижалась так крепко, как только могла и повторила то, что сказала ему в больнице, то, что было правдой: моё сердце не бьётся без его.

– Мирося! – вбежала Майя к нам.

Я тут же повернулась к ней. Заспанная, растрёпанная, она держала в руках свою любимую собачку. Успела заметить, как Яков поспешно задвинул подальше банку с шоколадной пастой. Не успел – Майя тоже уловила его манёвр.

– Я тоже хочу! – заканючила она.

– Скоро обед, – возразил он, но Майя надула губы.