Выглядело платье очень скромно: спереди обтянуто, сзади – будто на плечи накинут широкий плащ. Что выгодно скрывало усталый позвоночник, согнувшуюся спину. Шею тоже не надо было выставлять напоказ, и потому ее стягивал широкий ворот-ошейник. А грудь в нашем возрасте еще вполне годилась, потому на груди был вырезан довольно большой треугольник. С изнанки к подолу и рукавам Варька пришила кружева, которые очень шли к мягкому сливовому цвету платья. Если ты не чувствуешь себя спокойно и раскованно – сиди тихо, ты выглядишь скромно, но достаточно нарядно. Если же ты раскрепостилась, решила тряхнуть стариной, то каждый широкий шаг и взмах руки открывает шикарное черное кружево. Разумеется, кружева были не нейлоновые, Варька вязала их сама. Когда я впервые видела на Але это платье, то чуть челюсть не потеряла от восторга.
– Мне теперь некуда его надевать, так что если "подойдет, – оно твое. Варька просто не успеет сшить три необычных платья. А это я тебе дарю, я вижу, как ты на него смотришь.
– Ты с ума сошла…
– Того, что ты мне принесла от Яны, мне хватит на много лет, – оборвала мои отбрыкивания Аля. – Варька еще что-нибудь придумает к тем платьям. Но, поверь, у меня будут не хуже.
Теперь я боялась только одного: что платье будет плохо на мне сидеть. Однако Варькины секреты пошива подразумевали, что вещь шьется не на год и не на два, что фигура может измениться. Две тесемочки, пришитые с боков и пропущенные под платье, утягивали тебя по той степени, на какую только рискнешь. Я натянула платье, выпрямила спину, убрала живот и тихонечко просеменила в Варькину комнату. Потом на глазах у девиц сделала несколько танцевальных па, взмахнула руками. Тонюсенький шелковистый трикотаж цвета сливы в инее переливался на мне, шуршали черные кружева.
Яна и Манюня потеряли дар речи. Разумеется, им хотелось такое же платье, но понятно, что второго такого быть не может.
– Не стоните! – отрезала Варька. – Придумаем не хуже. Яна, мини?
– Нет. Мне вовсе не пристало работать под девочку.
– Но тебе бы так пошло мини, – уговаривала Варька.
Я-то понимала, что Яна шьет платье для мужа, а не для показа своих стройных ног всему человечеству. Остановились на зеленом крепсатине. Изумрудно-зеленом с желтоватыми, под старину, кружевами, опять же как и у меня, подшитыми с изнанки и видимыми в глубоких разрезах на подоле и рукавах. Варька опустошала свои шкафы, прикидывая к "лицу Яны все зеленое, пока не нашла нужного оттенка.
– Помой голову каким-нибудь «лонда-колором» красного дерева. Темная помада и коричневые румяна, – командовала Варька.
Я знала, что, в отличие от нас, Варька уже видела это пока не существующее платье, что это обязательно будет самое то. Яна, видимо, почувствовала это, потому и не стала спорить.
Но вот Манюня оказалась тяжелым случаем. Она всю жизнь, сколько я помню, не вылезала из джинсов и бесформенных блуз и свитеров. Даже летом, в жару, она умудрялась ходить такая упакованная, что на нее было страшно смотреть. Я понимаю, почему она так одевается: у нее никогда не было ни достаточно денег, ни уверенности в себе. Вот и сейчас она решительно отказалась от мини, но точно так же начала отказываться от макси.
– Ты хочешь самую бездарную длину, – объясняла Варька. – Иди тогда в своих чертовых портках! Тебе лечиться надо!
Мы все трое напали на бедную Манюню, пока не уговорили ее на длинное платье и декольте, впрочем, декольте Варька прикрыла тонким, в сеточку, гипюром, расшитым стеклярусом.
– Да… – ныла Манюня. – На меня будут все пялиться…
– Будут! – соглашались мы. – На Варькины платья всегда пялятся.
– Да вот у вас-то, Евгения Ивановна, вырез самый тот, а у меня и плечи, и грудь…
– Сколько лет мне и сколько тебе?
– Да… Все равно у вас лучше.
– Можешь ты хоть в чем-то довериться профессионалу? – возмутилась Аля. – Ты всегда хвалишь мои платья, но слава Богу, что я не сама их придумываю.
С трудом уговорили и Манюню. До нашего торжества оставалась неделя, но я-то знала, что Варька шьет платье за ночь – она не любит растягивать работу. Правда, продумать частности – тоже нужно время.
Когда мы вышли от Али, Яна долго молчала, потом, уже сидя за рулем, сказала почти завистливо:
– Какие у вас подруги… У меня нет ни одной такой. А Маша эта, которая «Гунуса» пишет... почему она так самой себе не нравится? Нет, мы как-нибудь устроим сабантуйчик и позовем Машу и мою толстую Вероничку, пусть Маша поучится нравиться самой себе. Обязательно устроим, обязательно позовем! Но вот как они умудрились научиться шить или писать? Как им в голову пришло? Вот я старше их, а ничего не умею. Ни-че-го-шень-ки!
Яна была искренне расстроена, а потому мне пришлось приводить доводы в ее пользу.
– Зато ни Варька, ни Манюня не могут создать семью. Не умеют соответствовать. У Варьки за плечами два брака, оба неудачные. У Манюни, правда, всего один.
– У меня тоже много чего за плечами, – обрезала вдруг жестко Яна.
– Но я вижу, что ты чему-то научилась.