– Потому и не знает. Никто нас не знает. Нас даже по Чехову трудно вычислить… – с улыбкой ответила Аля.
– Да... э-э… Чехов пошловат. – встрял Виктор.
– Это Чехов пошловат? – вдруг изумился Стальной.
– Виктор делает всеобщую ошибку нашего воспитания, – попыталась спустить на тормозах я. – У нас если кто пишет о пошлости, кто ее особенно ненавидит – сам пошляк. Вот и Чехов, и Зощенко…
Виктор замолчал, поперхнувшись. Мне стало ясно, что именно Зощенко-то он и хотел привести как еще один образчик пошлости. На лице у Виктора мелькнуло нечто, похожее на неуверенность в себе и своих мнениях. Да и разговор перешел к Але со Стальным. Они забурились в классику, и я сделала вывод, что если Стальной чего-то и не понимает, то понять все-таки может. Какая-то странная, требовательная, оголтелая любовь к литературе не как к излишеству, и как к хлебу насущному, проглядывала в его вопросах. (Уж не пишет ли он сам?!!) Виктор смотрел на него с удивлением: он считал Алю представительницей пошлого жанра – и не более того.
Впрочем, у меня нет намерения приводить здесь литературные дебаты, потому что увлеченно и со вкусом дебатами были заняты лишь двое, а ведь вокруг были еще люди, и каждый со своим. Ну начать с Варьки, которой явно понравился Женечка. Именно поэтому она преувеличенно внимательно выслушивала отчет Игорька о жене и детях.
Обиженного Виктора я переключила на себя. Егор развлекал Яну и Машку. Женечка отдался приставаниям Кирюши.
Зрело нечто. Это нечто была Машка. Вначале на лице у нее было написано некоторое недоверчивое, с ухмылочкой удивление. Как так! В ее присутствии родной муж вот уже битый час обсуждает не пойми что со старой селедкой. Несколько раз она в своей нелепой для данной компании мини-юбке всячески по-детски глупо выворачивала стройненькие, восхитительные ножки и приговаривала что-то похожее на «па-ап-сик». Но папсик отмахивался, не забывая ласково улыбнуться: дескать, сделай еще один куличик, деточка…
Потом она попыталась освободить от Кирюши Женечку Свиридова, но там вмешалась Яна, прекрасно понимавшая, что если Женечка и хочет быть освобожденным, то уж никак не Машкой. Варвара быстро просекла ситуацию и вместе с Игорьком присоединилась к Женечке с Кирюшей. Егор с Яной тоже поддержали молодежную компанию.
А вот Машку явно не устраивало общее веселье, потому что она оказалась как бы одна, без постоянного собеседника. Я уж не знала, что и делать: не было резона унижать девочку. И потом (это как-то чувствуется) Маша любила Стального, а не только ревновала. Я уже говорила, что внешне этот волчаpa был по-прежнему красив. К тому же его интересно было слушать, да и внимание к нему нас с Алей весьма могло подействовать на дурочку Машку.
Как это часто бывает, наступило внезапное короткое молчание, во время которого Стальной отметил новое Янино платье.
– Варька – хорошая портниха, – вложила Марья все презрение в слово «портниха».
Но и этого ей оказалось мало, она тоже решила произнести монолог.
– Ты, Варька, молись на нас. Да и вы, Евгения Ивановна, тоже.
– Почему это?
– Потому что пока мы будем богаты, вам тоже чего-нибудь от нас отломится. А что? Это справедливо! Есть богатые – есть обслуга…
Со страхом я посмотрела на Стального, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Ты права, детка, – спокойно сказал он. – А если мы обеднеем и окажемся в... жопе с решетками, то они будут носить нам посылочки.
Общее изумление.
Разумеется, вечерок был скомкан. Все стали собираться по домам. Если б не спокойные, ироничные лица моих друзей, я бы разрыдалась. Но вместе мы продержались. Помню невнятное топтание в дверях, смущение, боль.
И опять я услышала о деньгах Вероники. От Яны, а не от Машки. Наверное, и Яна такая, с чего я представляю ее нормальным человеком.
Ночью ко мне пришел Игорек, посмотрел сочувствующими глазами, и вот тут я разрыдалась. Наверное, слишком громко, потому что тут же просочился и Кирюша.
– Не плачьте, я пишу для вас роман! Я уже начал!
– Тащи роман, – покорно согласился Игорек.
– Вот все, что я написал, но я буду писать дальше. Там у меня пойдут такие люди: и Валек, и Маруся, и дядя Том…
– На горшок и спать, – вошла Яна.
Кирюша перецеловал нас всех и был выдворен.
Яна крепко обняла меня и тихо-тихо шепнула:
– Я люблю вас. Я и правда вас люблю. Если со мной что случится, не верьте плохому. И не забываете Кирюшу.
Она встала и порывисто вышла. Я в последний раз видела ее живой.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ